Отбор продолжается

Борис Лукичев: – Прошло два года с тех пор, как президент России Дмитрий Медведев распорядился создать в Вооруженных Силах институт священнослужителей. И сегодня в армии и на флоте учреждено 240 должностей военных священников. В Главном управлении по работе с личным составом ВС РФ образовано управление по работе с верующими военнослужащими, которое возглавляет, как видите, гражданское лицо.

Сразу было решено вначале формировать такие структуры на российских военных базах за рубежом. Это объясняется тем, что там люди проходят воинскую службу в отрыве от Родины, а значит, более востребована духовная помощь со стороны священнослужителей. И эти структуры начали укомплектовываться. У нас уже назначены штатные военные священники на Черноморском флоте, на российских военных базах в Абхазии, Южной Осетии и Армении, на 201-й базе в Таджикистане. Определен священник и в одно из воинских соединений в Новосибирской области.

Конечно, пока не все базы в ближнем зарубежье укомплектованы. Есть у нас такие части, например, в Казахстане, Белоруссии, Азербайджане. Туда сейчас подбираются кадры, хотя это довольно сложный процесс. Сорвать священника с прихода очень непросто, поскольку это тянет за собой массу проблем. Но, можно сказать, половина работы уже выполнена. Много души и ответственности в нее вкладывает, в частности, отец Дмитрий Смирнов. Сейчас у нас с Русской православной церковью, другими традиционными религиозными объединениями полное взаимодействие и понимание.

Щепетильно относятся к этому и в Министерстве обороны РФ. Руководитель военного ведомства Анатолий Сердюков лично старается принять каждого священника, который выдвигается на должность, или рассмотреть его дело. Сейчас ситуация такова, что если священник назначается, то должно быть согласие министра обороны, хотя сам договор с МО заключается непосредственно в воинской части.

Тесно мы сотрудничаем и с исламской уммой, советом муфтиев, Центральным духовным управлением мусульман России.

Большинство военнослужащих в воинских частях – православные, хотя есть воинские части, например на Северном Кавказе, где в основном служат офицеры, сержанты, солдаты, исповедующие ислам. В связи с этим уже сейчас принято решение назначить в Южный военный округ (в отделение по работе с верующими военнослужащими) муллу, который знает обстановку там. Он будет встречаться с людьми, приезжать в подразделения, организовывать пятничные молитвы. На этот пост есть конкретная кандидатура.

Такое же примерно взаимодействие налажено и с буддистами. Понятно, что в Забайкалье, как, наверное, и в Астраханской области, их немало. И хотя пока вопрос в практическую плоскость не перешел, мы подготавливаем его решение.

Сейчас требование Министерства обороны таково, чтобы назначать священнослужителей, повторю, прежде всего в отдаленные гарнизоны. Сегодня мы имеем около 100 кандидатов, отобранных отцом Дмитрием. Вопрос мог бы, видимо, и быстрее решаться, но мы намеренно не спешим, стараемся даже к мелочам подходить основательно.

Дмитрий Смирнов: – Военное духовенство у нас в стране вновь существует около 20 лет. Речь о том, чтобы его структурировать и сделать военных священников штатными единицами Минобороны. Хотя у нас и до этого как трудились многие священники, окормляя военную паству, так и продолжают трудиться.

Мне много задают вопросов: как все это сочетается с Конституцией, с заповедью «не убий», с тем, что у нас много конфессий? Хорошо сочетается. У нас свобода вероисповедания. Скажите, есть ли вообще страны, где нет военного духовенства? Официально их только две – Китай и Северная Корея. Я готов учредить премию в 10 тысяч долларов тому, кто мне покажет мононациональную и полностью монорелигиозную страну. Таких вы, пожалуй, не найдете. Поэтому нет смысла постоянно повторять, что Россия – многонациональная и многоконфессиональная страна, это и так понятно.

Задают вопросы и о возможных религиозных осложнениях. Думаю, безосновательно. У русских колоссальный опыт общения с разными народами, с которыми они веками вместе живут. В России не было ни одной религиозной войны в отличие от той же супердемократической Европы, где люди из религиозных соображений резали друг друга, как помидоры. Поэтому и здесь я не вижу никаких сложностей.

Что касается заповеди «не убий», то приходится объяснять, что у нас не министерство убийств, а Министерство обороны. И нет ничего удивительного в том, что мы освящаем подводные лодки, казармы, военные городки… Ведь даже танк – временное жилище для военнослужащего, не говоря о корабле. Их предназначение – оборонять державу, наших жен и детей, нашу идентичность – многонациональную и многоконфессиональную.

Есть, конечно, проблемы. Решение президента принято в 2009 году, а на дворе – 2011-й. Два года прошло, но назначены по факту пока только шесть священников и один мулла. Такие темпы несколько удивляют. Понимаю, что у Министерства обороны много других, более важных задач. Это и поддержание боевой готовности, и решение проблем стабильного комплектования Вооруженных Сил, и выполнение федеральной программы по обеспечению военнослужащих жильем. Но повторю: нас, в общем-то, не беспокоит, что военное духовенство продолжает трудиться на внештатной основе. Наша работа с силовыми структурами как велась, так и продолжается во славу Отечества.

Вызов времени

Зиновий Коган: – Мы вместе живем на этой земле со времен хазарского Каганата уже тысячу лет. Не только с православными, но и с мусульманами. Поэтому когда, скажем, нет еврея, то говорит мусульманин за себя и «за того парня». И наоборот. Подчеркну: у нас много общего, мы очень похожи, о чем нельзя забывать.

Иудаизм и, собственно, еврейство – это не только то, что называют религией, но и образ жизни. Сегодня он находится перед вызовом времени. Еврейская молодежь в новой России другая. В большинстве своем это дети ассимилированных семей, свободные люди с высшим образованием. Зачастую они независимы и в своих поступках. Вспомним, Илья Кричевский и его двое товарищей пошли на танки именно ради новой России. Среди лучших представителей и новые генералы, такие как Лев Рохлин, – люди чести, достоинства и долга.

Так вот, пока российский иудаизм не ответит на вызовы времени, мы не увидим школьников на уроках культуры иудаизма, в армию не призовут военного раввина. Евреи не грибы, их не соберешь в лукошко. А вот если они осознают, что для них это очень важно и нужно, сами придут.

Что делать? Коли церковь идет в армию, то будет справедливо, если армия придет в церковь. Это когда из обычных священников будут готовить капелланов (возможно, в одной из общевойсковых академий), которые станут знатоками культуры народов, традиционно принадлежащим другим религиям. Еврейский капеллан должен знать их (эти культуры), как и представители других религий.

Сегодня, думаю, нужны и солдатские молитвенники – краткие, простые, чтобы в нагрудном кармане помещались. Знакомство с основами родной религии убережет солдата от неверия, жестокости, безнравственности.

Что касается призывников, то они не должны бояться военкоматов, как не боятся банкоматов. А вот военным комиссариатам, возможно, просто не хватает юмора и денег. РВК, ГВК, ОВК надо, образно говоря, очеловечить. Словом, необходимо двигаться навстречу друг другу, а не топтаться на месте. Та же синагога – это не здание, а люди. Так и военкомат. В нем должны встречать призывников не только люди в погонах, но и капелланы. Священнослужитель должен быть в чем-то похож на семейного врача, который лечит души. К сожалению, некоторые религиозные активисты бойкотируют подготовку юношей к ратной службе, потому-де, что она им не нужна, как, впрочем, чужда и сама Россия.

Религия возвышает достоинство человека. Ее отсутствие лишает жизнь святости. А равенство перед жизнью и смертью, что у генерала, что у солдата, одинаковое.

Борис Лукичев: – Хотел бы внести терминологическую точность. В Российской армии будут военные священники, а не капелланы. Хотя они были в России до революции, когда на службу в армию и на флот призывали немало католиков из Прибалтики, Польши... Капеллан отличается от военного священника тем, что имеет воинское звание, как, например, в армиях США, Италии, Польши. Они там и административно подчиняются командиру. А у нас военные священники – это представители духовенства, как бы прикомандированные к армии. И по своей служебной деятельности они полностью замыкаются на священноначалие, которое будет определено соответствующим религиозным объединением. Хотя в плане участия в воспитательной работе (в соответствии с заключаемым договором) они тесно взаимодействуют с командиром. Ведь военный священник – его помощник (нанятый по контракту) по работе с верующими военнослужащими.

Уже есть военкоматы, где установлены часовенки или молельные комнаты. А в ряде гарнизонов Мордовии – и молельные комнаты для мусульман.

Когда будет завершен процесс создания военного духовенства в армии и на флоте? Да, есть решение главы государства о комплектовании штатных должностей военных священников. И оно будет неукоснительно выполнено. Но, повторю, я не сторонник спешки в этом вопросе. Потому что вопрос крайне деликатный. Сейчас идет кадровая работа, осуществляется тесное взаимодействие с Русской православной церковью, другими религиозными объединениями. Поспешишь – саму идею погубишь.

Дмитрий Смирнов: – Из-за того, что Вооруженные Силы полны секретности, я также не могу сказать, когда будет выполнено решение главы государства. Мы и сейчас окормляем нашу родную армию, поэтому меня по большому счету не особо беспокоит, когда формально возникнет штатная структура. Тут спешки действительно не нужно. Считаю, что в нашей военной организации достаточно умных, образованных людей, и, верю, они знают, что делают.

И еще приведу статистику. В израильской армии на 100 военнослужащих один раввин. В США – на 500–800 военнослужащих один капеллан. У нас при численности армии миллион человек нужно иметь примерно одну тысячу священнослужителей.

Зиновий Коган: – Раввины в армии, полагаю, со временем также появятся. Сегодня евреев из смешанных семей около миллиона, и они также будут выполнять свой воинский долг. А пока военные священники, которые будут ответственны за кураторство над всеми верующими, должны из первых рук познавать иудаизм, ислам, буддизм как религии. Не вижу ничего плохого, если на первых порах «функции раввина» будут выполнять священники.

Принцип справедливости

Дмитрий Смирнов: – Между Церковью и армией нет антагонизма.

Когда разрабатывалось временное Положение о помощнике командира по работе с верующими военнослужащими, была создана рабочая группа. В ней, что естественно, возникали различные коллизии. Но они были решены в течение месяца.

А вот финансовая сторона вопроса до сих пор остается открытой. Денежное довольствие лейтенанта с 1 января 2012 года составит 50 тысяч рублей. В Российской армии до 1918 года священник был приравнен по должности к капитану. Мы считаем, что оклад штатного священника должен быть не меньше, чем офицера на капитанской должности. Но из Министерства обороны и Минфина пока на это ответа нет.

Борис Лукичев: – Зато есть ответ на другой вопрос: будут ли священников чему-либо учить? Министр обороны проинформировал святейшего патриарха Кирилла о том, что они должны проходить доподготовку. Это записано сейчас в Положении о работе с верующими военнослужащими. Как только число священнослужителей наберется на учебную группу (20–25 человек), появится предложение о том, чтобы с ними провести соответствующие занятия на базе одного из военных вузов столицы. В частности, для того чтобы ознакомить с основами военного дела, помочь вникнуть в вопросы военно-технической политики и реформирования Вооруженных Сил, быть в курсе их жизни. Ведь повторим, священнослужитель – это помощник командира соединения в работе с подчиненными. Он должен плотно взаимодействовать с его заместителем по воспитательной работе с личным составом.

Особенность лишь в том, что военный священник составляет план своей работы из двух частей. Первая – богослужебная, и в нее никто не имеет права вмешиваться. Вторая – воспитательная, и она утверждается командиром, становится обязательной для всех военнослужащих, включается в распорядок дня и расписание занятий.

Полагаю, что само введение института священнослужителей тоже часть военной реформы, придания армии нового облика. Представитель Церкви должен понимать, чем войска занимаются, что такое боевая подготовка и для чего она нужна. Но вместе с тем военные священники были и остаются некомбатантами. То есть не имеют права брать в руки оружие. Хотя, как показывает практика, те кандидаты, которых сейчас представляет Русская православная церковь, это, как правило, бывшие военнослужащие, в том числе офицеры, которые сознательно сделали такой выбор.

Словом, мы стараемся позитивно решить все проблемы формирования структуры военного священства в армии и на флоте, шаг за шагом продвигаем в жизнь договоренности, которые были достигнуты между главой государства и лидерами традиционных религиозных объединений России.

Зиновий Коган: – Православный священник, конечно, не заменит раввина, а раввин – муллу. Поэтому, повторю, каждый из них должен знать культуру традиционных религий. Но вот вопрос: сколько сегодня у нас воинских частей или подразделений, где представители одной конфессии превышают, скажем, 10 процентов от численности личного состава? И сколько в связи с этим потребуется имамов и раввинов?

Борис Лукичев: – Вы говорите о конфессиях, но речь надо вести о религиозных объединениях. Конфессии – это внутри христианства: православие, протестантизм, католицизм... А религиозные объединения – это христианство, ислам, буддизм, иудаизм.

Президент обозначил нижнюю планку примерно так: если есть в Вооруженных Силах, скажем, 10 процентов военнослужащих одного вероисповедания, то мы имеем право назначить туда военного священника. У нас ситуация в армии и на флоте такова: 63 процента военнослужащих себя называют верующими. Из них 80 процентов – православные. По факту получается, что от 60 до 80 процентов личного состава в воинских частях (соединениях) – это православные. И если мы исходим из принципа справедливости и сути поручения президента, то должны направлять в эти соединения в основном военных священников.

Вместе с тем мне, например, известно одно соединение, где, может, половина или около половины военнослужащих – мусульмане. И туда мы вправе определить муллу. Сейчас этот вопрос как раз так и решается в Южном военном округе, где есть наше подразделение, подчиняющееся Управлению по работе с личным составом, – отделение по работе с верующими военнослужащими. В его штате трое священнослужителей, причем один из них – мусульманин Ильдар Синдикаев. Сейчас его задача координировать работу, знать обстановку в частях и там, где необходимо, привлекать местных имамов к пятничным молитвам и беседам.

В других округах пока такой острой проблемы нет. А то, что в основном у нас в армии православные, – объективная реальность. Хотя в той же Тверской академии ВКО сегодня оборудуется целый молельный зал для мусульман, поскольку там обучаются мусульмане из-за рубежа и там они могут совершать намаз.

Что касается содержания церквей, то командир не обязан покупать ладан, масло, кагор для совершения богослужения или коврик для намаза. Это верующие сами могут приобрести. А вот помочь найти помещение – должен.

В целом по стране у нас сегодня на территории гарнизонов находится около 200 храмов, часовен, комнат для моления, которые возникли без всяких команд со стороны Министерства обороны или финансирования. Их поставили истинно верующие люди в погонах и без них. Проблема в другом. В том, что по законодательству культовые сооружения положено оформлять как недвижимость. Здесь пока много юридических заковык.

Подчеркну: служба военных священников несет армии нравственный аспект, нравственное измерение. Как было во время войны? Священник находился всегда рядом с бойцами. А когда солдат получал смертельное ранение – в медпункте, где провожал его в последний путь, отпевал. Потом сообщал родным, что их сын или отец погиб за царя, Отечество и веру, предан земле в соответствии с христианскими обычаями. Это тяжелая, но необходимая работа.

Дмитрий Смирнов: – Конечно, необходимы жесткие критерии отбора военных священников. Каковы они? В войска должны направляться лучшие из лучших. Если в Российской империи на 140 миллионов населения было 300 тысяч представителей духовенства, то сейчас на 140 миллионов граждан РФ (в ХХ веке мы потеряли много народу) – только 30 тысяч. А надо бы в десять раз больше.

Мы не можем не учитывать специфику ратной службы, ее особенности, традиции. Поэтому для нас большую значимость представляют священники, которые имеют военный опыт. Даже Отдел по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями практически состоит из бывших офицеров армии и МВД. Хотя многие из них получили специальную подготовку в Свято-Тихоновском богословском гуманитарном университете. Желателен, конечно, и жизненный опыт. А главное – нам нужны священники, которые любят армию, бескорыстны по своему характеру. Всему остальному можно научиться.

Я надеюсь, каждый военный священник станет координатором работы тех священнослужителей, которые трудятся сейчас на добровольной основе. А как только созреют условия взять всех в штат, то это непременно будет сделано. Запросы на них в войсках большие. Даже генералы, которые вкусили опыт общения с военным духовенством, сейчас просто требуют их у МО РФ.

Мы хотим, чтобы каждый военнослужащий понял, в чем заключается христианское отношение к жизни, службе, товарищу. Чтобы в армии не было суицидов, побегов, самострелов. А самое главное – донести до человека в погонах ради чего и во имя чего надо быть готовым отдать жизнь за Родину. Если нам удастся все это, то будем считать, наша работа дала свои плоды. Ведь как в Священном писании сказано? По плодам их узнаете их.

Зиновий Коган: – Мне кажется, сейчас наступило то время, когда военнослужащие – солдаты, офицеры становятся честью, совестью и надеждой России. Народ должен опираться на что-то, видеть перед собой образцы нравственности, долга, беспримерного служения Отечеству. Хочется верить, что люди в погонах вновь станут опорой страны и примером для ее населения, как это всегда бывало на Руси.