«ВПК» продолжает публикацию выступлений участников общего собрания (военно-научной конференции) Академии военных наук (начало в № 3).

Озабоченность нарастает

Проблематика ПРО является, пожалуй, одной из самых горячих в наших взаимоотношениях с США и НАТО.

На протяжении десятилетий неразрывная связь между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями была бесспорной аксиомой для нас и Соединенных Штатов. Военные эксперты всегда исходили из того, что появление дисбаланса в этой области связано с разрушительными последствиями для стратегической стабильности и международной безопасности в целом. Это понимание и общая ответственность за глобальный мир нашли воплощение в 1972 году в Договоре об ограничении систем противоракетной обороны. Он действовал и в 90-е, когда уже на другом историческом отрезке Москва и Вашингтон предприняли попытку разработать новые договоренности по ограничению систем ПРО.

Однако в 2002 году администрация Джорджа Буша в одностороннем порядке вышла из Договора по ПРО, к чему ее подтолкнула совокупность факторов. В частности, достаточный прогресс США в развитии соответствующих технологий и методов применения систем противоракетной обороны, общее изменение геополитической ситуации, которая привела к существенному ослаблению позиций России на мировой арене, прогнозируемое развитие в сфере распространения ракетных технологий, появление ракетных угроз от стран с нестабильными режимами. В результате администрацией Буша было принято решение о развертывании в Европе базы стратегических ракет-перехватчиков и радиолокационной системы ПРО, которые предполагалось разместить в непосредственной близости от российских границ – в Польше и Чехии. Этот комплекс объектов получил наименование третьего позиционного района (ТПР) глобальной ПРО США.

Развертывание ТПР шло вразрез с традиционным принципом учета взаимосвязи СНВ и ПРО в стратегических взаимоотношениях между нашими странами. Оно радикальным образом нарушало сложившийся стратегический баланс, создавало для США существенные односторонние преимущества. На протяжении ряда лет при прежней американской администрации Москва и Вашингтон вели интенсивные дискуссии о том, как попытаться преодолеть негативные последствия данного решения и что можно предпринять для их нивелирования дипломатическими и политическими методами. Но находившаяся тогда у власти республиканская администрация в Вашингтоне упорно стояла на своем и продолжала движение к реализации своих замыслов.

Единственным позитивным моментом, достигнутым в ходе тех переговоров, была выявленная у американцев готовность принять определенные меры транспарентности и доверия в отношении противоракетных средств в Европе. Речь, в частности, шла о намерении осуществлять перехват только в случае констатации появления реальной ракетной угрозы. А также о постоянном присутствии на американских объектах российских наблюдателей, применении технических средств контроля, чтобы ограничить сектор излучения и мощность РЛС.

Все эти решения, конечно, были полумерами, но в случае реализации могли бы в некоторой степени улучшить общую обстановку, хотя и не снять главную проблему.

В конечном итоге республиканцы оказались в оппозиции и в 2008-м к власти пришел Барак Обама, который 17 сентября 2009 года объявил о комплексе решений, включавших пересмотр планов строительства ПРО в Европе, и новой программе развития противоракетных средств, которая в ее европейском преломлении получила название Европейский базированный адаптивный подход. В части отказа от создания 3-го позиционного района ПРО в Европе решение, безусловно, стало позитивным и способствовало улучшению общей атмосферы. На этом фоне был разработан и подписан Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений, зафиксировавший неразрывную связь между СНВ и ПРО, что само по себе является важной отправной точкой для дискуссий, которые мы вели и ведем.

Но вместе с тем инициатива Соединенных Штатов в создании глобальной ПРО, включающей Европейский базированный адаптивный подход, не могла не вызвать у нас с первых же дней серьезной озабоченности. Она нарастает в силу следующих причин.

Упущенный шанс

Скажу лишь о политико-дипломатическом аспекте. Будучи реализованной, программа ПРО обеспечит появление у США и размещение ими ракет-перехватчиков, других противоракетных средств вблизи российских границ и примыкающих к России акваториях. Москва никогда не отрицала возможности возникновения рисков и угроз, связанных с ракетным распространением. В связи с этим чуть более года назад президент Российской Федерации выдвинул инициативу создания совместной европейской системы ПРО, построенной по принципу секторов, где каждая сторона отвечает за свой сектор. Данная инициатива предполагала формирование в Европе единого периметра безопасности с равноправным российским участием. Натовским партнерам предложили разработать концепцию и архитектуру евроПРО – совместно управляемую, адекватную вероятным угрозам и при этом не подрывающую стратегическую стабильность. Россия была готова к дальнейшему развитию своего предложения по совместной ПРО и ее дальнейшей модификации даже с учетом предсказуемо негативного мнения натовских партнеров.

Нам важно было сохранить главное: предложение создать в Европе единый периметр безопасности с юридически закрепленным и равноправным участием российской стороны. Подобный подход открывал возможность для строительства между Россией и НАТО подлинно стратегического партнерства и укрепления принципа неделимости безопасности.

К сожалению, США и натовские страны, образно говоря, скрылись за положениями все той же 5-й статьи Вашингтонского договора об обороне альянса как коллективной ответственности всех государств – членов НАТО. Нам заявили о невозможности делиться обязанностями по обеспечению безопасности союза с кем бы то ни было. И по этому формальному мотиву по сути закрыли дискуссию.

На сегодня мы не видим готовности США и НАТО серьезно рассматривать наши озабоченности. Нас не допускают к определению параметров будущей противоракетной системы Европы, к разработке ее концепции и архитектуры. Натовцы отказываются обсуждать даже элементарные критерии (и тем более фиксировать их на бумаге), по которым мы могли бы самостоятельно оценивать соответствие создаваемой системы ПРО заявленной цели: противодействию ракетным угрозам, исходящим из-за пределов Европы, то есть не с территории России.

Мы не видим желания говорить о мерах транспарентности и доверия, хотя потребность в них все чаще подтверждают такие эпизоды, как заход в акваторию Черного моря американского крейсера УРО «Монтерей», оснащенного комплексом управления вооружением «Иджис» и ракетами противовоздушной и противоракетной обороны. Корабль заходил в Черное море якобы для отработки совместных антипиратских операций, но на самом деле для соответствующего оперативного освоения акватории.

Главный камень преткновения – вопрос о гарантиях ненаправленности развертываемой в Европе ПРО против России и наших СЯС. Наращивание американских средств по перехвату МБР и БРПЛ способно разрушить сложившуюся стратегическую стабильность и создать на рубеже 2018–2020 годов опасность ослабления потенциала российских СЯС.

На встрече президентов России и США в Довиле нами было предложено дать поручение экспертам сосредоточиться на обсуждении именно этих спорных проблемных вопросов, в первоочередном порядке заняться рассмотрением того, какие выходы могут быть из данной ситуации. Президент Обама тогда, немного поколебавшись, отложил документ в сторону и сказал: «Давайте сейчас поговорим о более общих вещах – как нам выстраивать стратегическую стабильность».

Таким образом, Москве предлагают сотрудничать, не разобравшись в главном. Естественно, у нас и возникают сомнения: действительно ли США хотят договориться с Россией о взаимодействии в столь чрезвычайно чувствительной сфере? Эти сомнения подпитываются и высказываниями отдельных американских чиновников, политиков на тот счет, что США построят свою систему ПРО вне зависимости от того, что на эту тему думает Россия. А некоторые из разряда классических ястребов откровенно заявляют: система создается именно против России.

Повторю: официально нас заверяют, что ПРО ни в коем случае не предназначена для ослабления потенциала российских СЯС. Но почему тогда это нельзя положить на бумагу в форме юридического обязательства? На этот логичный вопрос следуют либо жесткое «нет», либо ссылка на позицию американского сената, либо вообще не поступает никакого ответа.

Не следует питать иллюзий

Зачем же нам юридические гарантии ненаправленности ПРО? У нас нет иллюзий относительно ценности тех или иных договоров. Наша национальная безопасность может и должна укрепляться прежде всего через реализацию комплекса военно-технических мер, которые могли бы нивелировать последствия развертывания соответствующих систем США и НАТО. Нынешняя их позиция предполагает так называемое ограниченное сотрудничество с нами в этой сфере, включающее в качестве основного компонента создание двух совместных центров – Центра по обработке данных и Центра планирования операций. Но без гарантий того, что мы получим возможность влиять на процессы и иметь возможность получать непосредственную информацию о том, что там осуществляется.

Считаем, что в любом случае надо зафиксировать обязательство неприменения будущей системы ПРО против России, чтобы это носило не голословный, а обязывающий характер. И сопроводить его набором военно-технических критериев. Мы не согласимся участвовать в программе, которая в перспективе способна ослабить российский военный потенциал сдерживания, без учета наших предложений и озабоченностей. Однако реализация этой программы идет все более быстрыми темпами, нас все чаще ставят перед свершившимися фактами. Об этом свидетельствуют заключенные в последние полтора-два года и уже вступающие в силу договоренности США с Румынией, Польшей, Турцией, Испанией по системам ПРО.

В подобных условиях становится проблематичным налаживание даже ограниченного сотрудничества с США и НАТО в области ПРО. Поэтому, полагаю, не следует питать иллюзий выйти на ту или иную договоренность в преддверии предстоящего в мае 2012 года саммита НАТО в Чикаго. Как и переоценивать возможности принятия решения о проведении встречи на высшем уровне Совета Россия – НАТО.

Хотелось бы, чтобы в натовских столицах отдавали себе отчет, что создание евроПРО без российского участия неизбежно вступит в противоречие с ведущимся в Евро-Атлантическом сообществе поиском альтернативных подходов к обеспечению европейской безопасности.

В ходе встречи в Гонолулу президенты России и США условились продолжить диалог в области ПРО. У нас еще имеется время прийти к взаимопониманию. У Москвы есть политическая воля для достижения необходимых договоренностей, которые могут открыть новую страницу в наших отношениях с США и НАТО. Но для этого натовцы должны учитывать законные интересы России. В противном случае нам придется давать иные ответы.

На каждом этапе реализации американского плана наш ответ будет выстраиваться сбалансированным образом по принципу минимальной достаточности. Президентом России соответствующие решения приняты. Они, напомню, включают:

Указанные меры являются адекватными, эффективными и малозатратными. Будут реализованы и другие мероприятия по противодействию европейской составляющей американской ПРО. А при неблагоприятном развитии ситуации Россия оставляет за собой право отказаться от дальнейших шагов в области разоружения и контроля над вооружениями. Кроме того, с учетом неразрывной взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями могут возникнуть основания для выхода нашей страны из Договора о СНВ. Это предусмотрено его текстом, Федеральным законом о ратификации ДСНВ, отражено в заявлении Государственной думы при утверждении данного документа.

Вместе с тем Россия не закрывает дверь для продолжения диалога с США и Североатлантическим альянсом по вопросам ПРО. Но путь к этому лежит через создание четкой правовой базы взаимодействия, которая бы обеспечивала учет наших законных интересов.