«Великая Отечественная война 1941–1945 годов». Том 1-й. «Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Основные события». М., Воениздат, 2011, 848 стр., илл. Первый том «Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Основные события» 12-томного фундаментального труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» вышел из печати к 22 июня 2011 года – памятной дате не только для каждого россиянина, но и для всех живущих на территории, которая когда-то называлась Советским Союзом.
В обращении президента РФ Д. А. Медведева, предваряющем этот том, подчеркивается, что он призван «помочь лучше понять, более глубоко и всесторонне осмыслить» «память и уроки Великой Победы над фашизмом». И далее отмечено: «Издание 1-го тома «Основные события войны» – хорошее начало нового этапа осмысления героической истории, весомый вклад в воспитание у народов России любви к Родине, гордости за Отечество, уважения к делам и традициям предшествующих поколений». В предисловии от главной редакционной комиссии говорится: «Сегодня, на новом историческом этапе, возникла острая необходимость создания достоверной истории Великой Отечественной войны, максимально свободной как от пробелов, так и от критических крайностей… Новый труд российских историков примут читатели только в том случае, если исторические процессы в нем будут отражены более объективно и всесторонне, без перекосов и умолчаний, если каждая страница, каждая его строка будут правдивы». А теперь давайте разберемся, насколько данная монография соответствует заявленным высоким целям. Абсолютно неправомерноСам подход, при котором в одном томе обозначены основные события войны, а затем в последующих томах эти события глубоко исследуются, представляется ошибочным. Кроме этого, налицо несоответствие заявленной во введении основы изложения труда (архитектоники) с утвержденной структурой монографии. Во введении указывается, что «ход войны рассматривается в диалектической взаимосвязи ее трех периодов», а утвержденная структура отнюдь не соответствует такой периодизации.
Во-первых, непонятно, кто, когда и каким образом отобрал «основные» события Великой Отечественной из их общего числа. Такой подход неизбежно ведет к необъективному освещению истории войны, принижению значимости боевых действий на различных направлениях и участках советско-германского фронта, которые, по мнению авторов, не заслуживают внимания из-за их второстепенности. Во-вторых, авторы не ограничились проблемно-хронологической характеристикой периодов Великой Отечественной, а по сути дали собственное довольно пространное концептуальное видение тех проблем, которым будут посвящены все последующие тома фундаментального труда в отдельности. Такая концептуальная «заданность» без предварительного обсуждения и согласования с авторскими коллективами еще не подготовленных томов не может не вызвать по меньшей мере недоумения и вредна по сути. В-третьих, данный подход неизбежно ведет к противоречиям в содержании и оценках одних и тех же явлений в первом и последующих томах. Структура тома не пронизана единой концепцией, обоснованной и взаимосвязанной структурой, поэтому отдельные разделы логически не связаны между собой. Сам том носит очерковый характер, подготовлен поспешно, без глубокого анализа. Каждый автор писал свой самостоятельный «кусок», не согласованный с общим содержанием. Наряду с сильными и достаточно хорошо обоснованными разделами в томе присутствуют и откровенно слабые разделы. Вот почему получилось «лоскутное одеяло», а не цельное исследование. При этом каждый автор высказывает свою, подчас неапробированную точку зрения на события, которые происходили в рассматриваемый период. Ряд материалов вообще не имеет отношения к теме, например раздел «Войны нового поколения». Абсолютно неправомерной представляется попытка цивилизационного подхода к описанию мировых потрясений рассматриваемого периода. Можно согласиться, что всегда присутствовало и присутствует «вековое давление Запада на русское (советское), а ныне российское пространство». Но вряд ли можно согласиться с утверждением на странице 12: «Противоборство цивилизаций обострилось. Возник многосторонний цивилизационный кризис, который также явился одной из глубинных причин Второй мировой войны». Разве фашизм, нацизм и милитаризм – это цивилизации? При таком подходе следует логический вывод о том, что Великая Отечественная война была столкновением западной и восточнославянской цивилизаций. Фактически это повторение одного из основных тезисов геббельсовской пропаганды. Как хочешь, так и судиВ томе очень много противоречивых утверждений. На странице 63 сказано: «Накануне войны значительная часть военной техники, находившейся на вооружении Красной армии, по своим тактико-техническим характеристикам уступала немецкой». В то же время на последующих страницах этот тезис уверенно опровергается. Совершенно запутанно и непонятно излагается проблема ответственности И. В. Сталина за неготовность войск приграничных военных округов к германскому нападению. На странице 83 читаем: «В мае 1941 г., после полета Гесса в Великобританию, ситуация требовала немедленных действий по форсированию соответствующих мероприятий, пусть даже ценой несоблюдения маскировки, – именно это имел в виду А. М. Василевский, когда говорил о необходимости «смелого шага вперед» к «Рубикону войны», на что Сталин вовремя не решился». По-видимому, авторы имеют в виду следующее высказывание А. М. Василевского: «…Считаю, что хотя мы и были еще не совсем готовы к войне… но, если пришло время реально встретить ее, нужно было смело перешагнуть порог» (Василевский А. М. «Дело всей жизни». 6-е изд. Кн. 1. М., 1988, стр. 117). Однако затем этот тезис полностью опровергается и делается вывод, что «СССР пришлось бы вести войну не только против Германии и ее союзников, но и против более широкой коалиции государств». Далее опять говорится, что «советское военно-политическое руководство осознало, что войны с Германией не избежать», но «сосредоточение и развертывание войск Красной армии осуществлялось как реакция на становившуюся все более явной угрозу германского нападения и поэтому не могло не запаздывать по сравнению с аналогичными мероприятиями врага. Поэтому, вероятно, Сталину в последние мирные дни не оставалось ничего иного, как продолжать прежнюю линию: …избегать действий, которые могли ускорить выступление Германии». В конечном итоге непонятно, кто же был прав: Сталин, который боялся провоцировать Гитлера, или Василевский, когда утверждает, что если бы Сталин своевременно принял решение о приведении войск в состояние полной боеготовности, то «уже в первые дни войны были бы нанесены противнику такие потери, которые не позволили бы ему столь далеко продвинуться по нашей стране, как это имело место» (Василевский А. М. «Дело всей жизни». 6-е изд. Кн. 1. М., 1988, стр. 117). Полон противоречивых суждений раздел «Совершенствование искусства воевать». Так, на странице 619 читаем: «На величине потерь сказалась также слабая профессиональная подготовка многих командиров и военачальников, недостаточная подготовка командных кадров запаса, мобилизованных в армию с началом войны. Военное командование далеко не всегда решало стратегические, оперативные и тактические задачи ценою минимума жертв». А на странице 678 приводится противоположное этому высказывание А. М. Василевского: «Наши командующие фронтами и армиями располагали знаниями и опытом, они были талантливыми военачальниками, умеющими правильно оценивать оперативно-стратегическую обстановку, принимать более удачное и неожиданное для врага решение по ней, совместно со своим штабом разработать наиболее простой, но не шаблонный, а выгодный для войск план проведения операции, быстро и тщательно подготовить войска для выполнения принятого решения». Наконец, на страницах 680–681 приведены слова Г. К. Жукова, опровергающие мнение Василевского: «Мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим (Павлов, Кузнецов, Попов, Буденный, Черевиченко, Тюленев, Рябышев, Тимошенко и др.). На армии ставились также малоизученные и неподготовленные люди. Иначе и не могло быть, так как подготовленных еще в мирное время кандидатов на фронты, армии и соединения у нас не было. Людей знали плохо. Наркомат обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих фронтами и армиями». Точно так же противоречиво в первом томе изложена роль репрессий, которые, несомненно, повлияли на качество командно-политического состава РККА и его готовность вступить в противоборство со столь опасным противником, каким был тогда германский вермахт. На странице 768 авторы тома пишут: «Некоторые публицисты и историки, как правило, апеллируют к тому, что в результате репрессий Красная армия была лишена наиболее подготовленных кадров. Так ли это? Данные об уровне подготовки военных кадров перед войной свидетельствуют о неуклонном росте числа офицеров, имевших высшее военное образование. Перед началом репрессий академическое образование имели 29% представителей советского высшего командного состава (генералитета), в 1938 г. таких было уже 38%, а в 1941 г. – уже 52%». Этот тезис оппонирует приводившимся ранее рассуждениям на страницах 78–79: «Следствиями политических репрессий в РККА явились снижение научного и интеллектуального потенциала Красной армии, падение уровня профессиональной подготовки и существенное ослабление политико-морального состояния и дисциплины ее личного состава. Многие командиры и командующие, боясь ответственности, стали менее инициативными и самостоятельными». И чуть ниже на странице 79 читаем: «…квалифицированных кадров не хватало. Особенно остро ощущалась нехватка подготовленных кадров оперативного звена, притом что в период с 1938 по 1941 г. было сформировано двадцать общевойсковых армий. На вакантные должности зачастую назначались люди, не имевшие достаточного опыта и знаний». Здесь же цитируются слова из выступления И. В. Сталина 14 апреля 1940 г. на совещании высшего командного состава РККА, которое было посвящено итогам Зимней войны с Финляндией. Сталин обратил внимание на необходимость создания «культурного, квалифицированного и образованного командного состава». «Такого командного состава нет у нас, – констатировал он, – или есть единицы…» Наконец, совсем не выдерживает критики следующее заключение на странице 768: «Не отрицая, что репрессии нанесли ущерб подготовке нашей страны к возможной войне, следует все же отметить, что историкам до сих пор не удалось на конкретном материале показать, какое влияние оказали репрессии на ход вооруженного противоборства после 22 июня». Во-первых, непосредственный и авторитетный свидетель тех событий А. М. Василевский в беседе с К. М. Симоновым заявил, что «без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году» (Симонов К. «Глазами человека моего поколения». «Знамя. 1988, № 5, стр. 81). Во-вторых, то, что многие командиры и командующие утратили инициативность и самостоятельность, как раз и оказало самое пагубное воздействие на ход военных действий в начальный период войны. Наверное, если бы во главе приграничных округов стояли такие командующие, как И. П. Уборевич и И. Э. Якир, этого бы не произошло, а если бы и произошло, то не в таких масштабах. На странице 680 это как раз подтверждается: «Потребность в подготовленных военачальниках резко выросла, а даже небольшой резерв командных кадров оперативно-стратегического и даже оперативного уровня отсутствовал… По некоторым подсчетам, общее число лиц высшего командного, начальствующего и политического состава РККА (от бригадного до высшего звена) в 1936–1941 гг. составило 932 человека, в т. ч. 729 расстрелянных… Из-за острейшего кадрового голода за первые 14 месяцев войны на должностях командующих фронтами побывали 36 человек. Это много, учитывая, что в этот период действовало от 5 до 10 фронтов. Так, на Западном фронте за четыре месяца войны сменились 7 командующих». Показать не смоглиВ разделе «Разведка и контрразведка накануне и в ходе войны» авторам, несмотря на хорошее владение материалом, не удалось ответить на краеугольный вопрос: могло ли советское руководство на основе полученных спецслужбами СССР данных принимать соответствующие и своевременные решения о подготовке страны к нападению Германии? Ссылки на то, что Сталин «замкнул на себя поток «сырой» информации, которая не прошла через сито экспертов» и «выводы и прогнозы… делал сам на основе собственных критериев» (страница 662), не совсем полно отражают действительное состояние дел. Несостоятельно также утверждение, что «подавляющее большинство разведывательных донесений достоверно отражало нарастание военной угрозы со стороны Германии», но «многие сведения не были учтены советским руководством» (страница 666). Во-первых, как показывает анализ (см. «Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 – июнь 1941 г.». Сост. В. А. Гаврилов. М., МФД, 2008), хотя донесения спецслужб действительно сообщали о нарастании угрозы германского вторжения, однако существовал очень большой разнобой в получаемой разведывательной информации (конечно, не в последнюю очередь из-за дезинформационных мероприятий немцев) относительно того, когда, где и какими силами произойдет германское нападение. И если сроки вторжения были все-таки определены, то этого нельзя сказать о направлении главного удара и районе сосредоточения главной группировки немецких войск. В частности, разведка не смогла определить, куда перебрасывались основные ударные соединения вермахта. Был также сделан неверный вывод относительно направления главного удара – правым (южным) флангом германской группировки в направлении на Украину. Об этом совершенно четко, хотя и скупо, пишет Г. К. Жуков в своих мемуарах еще первого издания, подвергавшихся, как известно, сильному редактированию «сверху»: «…Пришлось в первые же дни войны 19-ю армию, ряд частей и соединений 16-й армии, ранее сосредоточенных на Украине и подтянутых туда в последнее время, перебрасывать на западное направление и включать с ходу в сражения в составе Западного фронта. Это обстоятельство, несомненно, отразилось на ходе оборонительных действий на западном направлении» (Жуков Г. К. «Воспоминания и размышления». М., АПН, 1969, стр. 227). Во-вторых, зачастую в качестве «сита» выступали сами руководители разведки, которые отбраковывали сомнительную, по их мнению, информацию. Так это было в случае с известным сообщением Р. Зорге от 1 июня 1941 года о том, что «наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии», на которое начальник Разведуправления РККА Ф. И. Голиков наложил резолюцию: «В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений Рамзая» (ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 24127. Д. 2. Л. 424). Таким образом, авторы не смогли показать, почему советской разведке не удалось точно и полностью вскрыть приготовления Германии к нападению на СССР, хотя она и добыла максимально возможный объем информации. Промах за промахомВ освещении мероприятий военного командования по спасению Москвы почему-то слишком большое внимание уделяется 316-й дивизии генерала И. В. Панфилова (страницы 182, 188). Непонятно, почему в томе очень мало говорится о роли переброшенных под Москву и Ленинград дальневосточных и сибирских дивизий, которые в октябре-ноябре сыграли значительную, если не решающую роль в усилении сопротивления немцам. Вскользь упомянуты 78-я дивизия А. П. Белобородова (страница 192), 32-я Краснознаменная дивизия В. И. Полосухина, занявшая оборону на Бородинском поле (страница 182). Однако ничего не поведано о том, как мужественно и героически сражались эти и многие другие соединения, отправленные с Дальнего Востока и из Забайкалья. Это является оскорбительным для регионального самосознания сибиряков и дальневосточников, которые по праву гордятся своим вкладом в оборону Москвы. Ленинградская битва и особенно ее влияние на ход и исход Великой Отечественной войны могли бы быть изложены более развернуто. В томе при описании Ленинградской блокады излишнее внимание уделено чисто специфическим медицинским проблемам (страницы 198–201), изложение которых было бы, наверное, уместно в специализированных медицинских изданиях. Например, на странице 199 отмечено: «Одним из факторов, способствовавших выживанию блокадников пожилого и старческого возраста в период почти полного голода, являлось очищение сосудов, что приводило к некоторому увеличению кровоснабжения органов на фоне замедления кровотока». В томе содержатся непроверенные факты и двусмысленные утверждения. Так, на странице 52 читаем: «Солдатам и офицерам вермахта вручались памятки, в которых говорилось: «…убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, – убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки». А ведь еще в 1941 году советская сторона так и не смогла представить зарубежным журналистам оригинал данной памятки, якобы обнаруженной на теле погибшего немецкого офицера. Не был он найден и впоследствии. На странице 767 делается следующее заключение: «Таким образом, пусть и допустив весной 1941 г. ошибку относительно ближайших намерений Сталина, нацисты в целом оказались правы, и их война против СССР в широком смысле должна рассматриваться как превентивная. Для придания этой точке зрения правдоподобности используются рассекреченные в начале 1990-х гг. документы советского предвоенного военно-стратегического планирования, а также материалы пропагандистской подготовки к будущей войне». Отсюда следует, что если точка зрения подкрепляется документами, значит, она близка к истине, то есть нацисты правы и война с их стороны была превентивная. О какой корректности и убедительности в разоблачении фальсификаторов военной истории Отечества в таком случае можно говорить? В главе «Сопротивление оккупантам» основное внимание уделено оккупационной политике немецких властей, а не партизанскому движению. Используются недопустимые формулировки (в частности «партизанские функционеры» на странице 423). Проблема феномена коллаборационизма на временно оккупированной территории СССР показана штрихами, да и то в основном на примере Прибалтики и Украины. В главе «Сотрудничество с врагом» совершенно не описываются национальные формирования, создававшиеся под эгидой СС на Украине и в Прибалтике (дивизия СС «Галичина», две латвийские и одна эстонская дивизии СС), которые весьма активно и упорно сражались на стороне германского рейха. В этой же главе поднимается тема репрессий на этнической почве, при этом сказано, что «прежде всего репрессии начались против лиц немецкой национальности» (страница 438), хотя в этом случае нужно говорить не о репрессиях, а о депортации, вызванной военной необходимостью, – так, как это было с американцами японского происхождения, депортированными (а не репрессированными) с Западного побережья США после нападения Японии на Перл-Харбор. В разделе «Политическое руководство фронтом и тылом» не раскрыт важнейший принцип управления – единство политического, государственного и военного руководства, сосредоточение всей полноты власти в руках единого (чрезвычайного) органа – ГКО. Задачи ГКО раскрыты без должного анализа, а ведь все они представляли систему, в которой отражалась позиция государственной власти о целях войны, задачах, стоящих перед страной и Вооруженными Силами СССР, степени их важности и последовательности выполнения. Не очень состоятельны и обоснованны рассуждения авторов тома о сильно урезанной роли и «престиже» Президиума Верховного Совета СССР, если страна жила по чрезвычайным законам военного времени (страницы 456–457). Механизм разработки и появления указов ВС был другим. Большинство проектов этих документов обсуждалось и утверждалось на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б) и оформлялось постановлениями высшего партийного органа власти. Совершенно неуместными выглядят рассуждения авторов о якобы имевшем место в период Великой Отечественной «логическом завершении» процесса формирования советского тоталитарного государства, который совпал с задачей максимальной мобилизации всех сил и ресурсов страны на борьбу с агрессором. Отсюда следует, что практиковавшиеся внесудебные репрессивные меры и внеэкономическое принуждение к труду выглядят как вполне обоснованные и присущие «инерции мышления» предвоенных лет (страница 459) и в годы войны опять же по «инерции мышления» произошло усиление и ужесточение этих жестоких мер. И это «новое слово» в исторической науке?По заключению сотрудников Научно-исследовательского института военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ, авторский коллектив тома в архивах не работал, большое количество сносок не соответствует архивным фондам и описям, в том числе имеются ссылки на несуществующие фонды. Поэтому говорить, что том написан с использованием новых, ранее недоступных архивных материалов, не приходится. Вызывает вопросы и источниковая база первого тома. Обращает на себя внимание слабое знакомство авторского коллектива с зарубежными документами и исследованиями, включая появившиеся в последнее время. Это приводит к неверному освещению планов и намерений противников и союзников СССР, вынужденному заимствованию положений, родившихся и получивших широкое распространение в советской историографии Великой Отечественной. Например, предвоенная обстановка трактуется как единый империалистический заговор против СССР, хотя через несколько абзацев авторы как бы мимоходом отмечают наличие серьезнейших противоречий между блоком фашистских государств и так называемыми западными демократиями. Как показывает анализ, рецензируемый том опирается на давно известные в России работы западных военных историков, и остается только в плане благого пожелания «более полно привлечь военно-исторические исследования авторов ФРГ, вышедшие из печати в последние годы и еще не переведенные на русский язык, и, конечно, архивы ФРГ». По всей видимости, авторы тома не знакомы с тем, что многотомная монография немецких военных историков «Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg» достаточно полно переведена в Институте военной истории и более того – используется для подготовки последующих трудов в рамках многотомного фундаментального исследования «Великая Отечественная война 1941–1945 годов». Все эти несоответствия и нестыковки в подаче материала свидетельствуют о том, что том не подвергался общему научному и литературному редактированию. В тексте много логических повторов, имеются противоречия как между главами и разделами, так и внутри разделов, ряд положений нуждается в уточнении. Литературный стиль изложения материалов скорее соответствует публицистическим и научно-популярным изданиям, чем фундаментальным научным трудам. Том, являющийся частью фундаментальной монографии, претендует, по всей видимости, на новое слово в исторической науке. Но это далеко не так. На самом деле текст первого тома представляет собой компиляцию ранее публиковавшихся работ членов авторского коллектива и более ранних материалов, разработанных и опубликованных в советский период. Так, в 2011 году в издательстве «ОЛМА Медиа Групп» вышла книга «Война 1941–1945: Факты и документы», авторами которой являются Е. Кульков, М. Мягков и О. Ржешевский. Первый раздел работы, рукопись которой была подписана в печать 10 марта 2011-го, называется «У истоков конфликта». Его содержание почти дословно повторяет первый раздел первого тома, который подписали в печать 24 мая 2011 года. Публикация материала, почти идентичного первому тому фундаментального труда, еще до его издания показывает, что в данном случае не может идти речи о «новом качестве понимания» проблем войны, как это заявлено в предисловии к тому от главной редакционной комиссии. Чего стоит, например, пассаж: «Но Лондон хранил молчание. Газеты сообщали, что Чемберлен ловил рыбу, а Галифакс охотился на уток» (страница 10). Этот отрывок с 1989 года в разных вариациях кочует в различных изданиях одного из авторов тома («Вопросы истории», 1989, № 6, стр. 18). О. А. Ржешевский, выступая на заседании «круглого стола» редакции журнала «Вопросы истории» 31 марта 1989-го, говорил: «Что же происходило в эти решающие дни в Лондоне, какова была реакция английского кабинета? Формально он бездействовал, так как находился в отпуске Чемберлен – ловил рыбу в своем поместье, Галифакс охотился на куропаток». Вот вам и вся эволюция научной мысли за 20 лет: от куропаток до уток. Кроме того, несмотря на идентичность текстов, авторы часто меняют свои оценки, что вводит читателя в заблуждение относительно тех или иных событий, предшествовавших войне. Например, это касается советско-германского договора о ненападении, который в первом томе труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» оценивается как вынужденное политическое решение, а в книге «Война 1941–1945: Факты и документы» – как политическое решение. В томе присутствует большой объем материала, также напрямую заимствованного из других источников. В частности, из 12-го тома «Истории Второй мировой войны 1939–1945» (М., Воениздат, 1982), из труда «Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга первая. Суровые испытания» (М., «Наука», 1998), из книги «История Великой войны 1941–1945». В 2 т. (М., ИНЭС, РУБИН, 2010. Т. 2). Глава «Экономическое сотрудничество союзников» практически полностью заимствована из очерка «Ленд-лиз и его роль в Великой Отечественной войне», написанного ныне покойным доктором исторических наук А. С. Орловым и опубликованного в труде «Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга четвертая» (М., «Наука», 1998). Однако нигде вы не найдете ссылок, что авторство текста этого раздела принадлежит А. С. Орлову, кроме разве что второй страницы титульного листа тома, где он обозначен в числе тех, кого авторы труда включили в графу «При участии». Это является наглядным свидетельством того, что авторский коллектив первого тома фундаментального труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» использовал ранее изданный материал, обесценив тем самым значение составляющей этой монографии, охарактеризованной в обращении к читателям президентом РФ как «хорошее начало нового этапа осмысления героической истории» России. Это само по себе недопустимо, а в рамках многотомного труда подобные заимствования вообще ставят под вопрос саму фундаментальность работы и ее предназначение. Таким образом, если подходить с позиций историзма и научной достоверности, первый том «Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Основные события» многотомного фундаментального труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» представляет собой поспешно подготовленную, неоригинальную по своему характеру компиляцию материалов, в разное время уже опубликованных его авторами и весьма далекую от фундаментальной военно-исторической науки. Том изобилует многочисленными ошибками, неточностями и несоответствиями. Более того, налицо попытка авторов тома, придав ему видимость «фундаментальности», навязать научной общественности свое субъективное видение истории Второй мировой и Великой Отечественной войн как единственно возможное и наиболее авторитетное. Можно согласиться, что авторы тома не претендуют на «окончательную истину». Однако вряд ли они могут претендовать и на то, что этот труд действительно передает правду о войне, помогает осмыслить ее решающие битвы и события.
|