Прежде всего никакому серьезному исследователю уже не приходит в голову именовать бывших подпоручиков, комиссаров, партийных выдвиженцев, сделавших головокружительную карьеру на кровавых полях Гражданской войны и уничтоженных Сталиным в 1937–1938 годах, гениальными полководцами, а их гибель называть ослаблением Красной армии и причиной ее поражений летом 1941 года.

Напротив, на современном этапе возрастает интерес к тем, кто в годы российской смуты в скромной должности начштабов, помощников командармов и советников планировал и осуществлял операции большевистских войск, фактически обеспечив им победу. О некоторых из этих военачальников мы уже писали («Гражданская война: забытые победители», ВПК, № 38, 2009). Однако нам удалось рассказать далеко не обо всех подлинных героях РККА.

Судьбы многих военспецов сложились трагично. В сущности об этом – репрессиях начала 30-х – пока мало известно современному читателю. Процесс уничтожения бывших офицеров и генералов Императорской армии, служивших коммунистам, до недавнего времени оставался в тени событий 1937 года.

Однако именно первая волна репрессий, известных как дело «Весна», действительно ослабила большевистские Вооруженные Силы, прежде всего их научный потенциал, и в немалой степени способствовала поражению РККА на первом этапе Великой Отечественной войны.

Только в период с 1930 по 1931 год были арестованы свыше трех тысяч военспецов, среди которых оказались не только бывшие генералы и офицеры, с самого начала служившие в Красной армии, но и белогвардейские военачальники, добровольно вернувшиеся в СССР. Наиболее знаменитыми из них были генералы: герой обороны Крыма Слащев, командир 4-го Донского корпуса Секретев, начальник элитной – «цветной» – Марковской дивизии Гравицкий. Добавим к этому списку генерала Морозова, командовавшего на исходе Гражданской войны Кубанской армией и подписавшего ее капитуляцию в 1920 году.

Совершенно очевидно, что боевой опыт и знания бывших генералов и офицеров способствовали превращению большевистских Вооруженных Сил в передовые и сильнейшие в Европе. Почему же тогда советское руководство обрушило репрессии на военспецов?

Вполне объяснимы и логичны действия Сталина в 1937 году. Он избавлялся от дилетантов, ибо уничтожал занимавших важные командные посты в РККА «стратегов». Едва ли не лучшим из них считался Тухачевский, который «прославился» рассуждениями о «социалистическом базисе» в будущей войне, о том, что «операции не должны вестись анархически, безыдейно»… При этом пытался полемизировать с настоящими военными мыслителями, в частности с бывшим генералом Свечиным – автором теории стратегии измора. Впрочем, дискуссия бывшего подпоручика с настоящим ученым носила специфический характер: Свечин в 1931 году находился в заключении и потому не мог ответить своему высокопоставленному оппоненту. Свои идеи бывший генерал изложил в труде «Стратегия», получившем высокую оценку другого выдающегося военного мыслителя Снесарева. Последний, например, писал о «Стратегии»: «…труд А. А. Свечина представляет собой крупнейшее явление в нашей военной литературе за последние годы независимо от того, какие бы в нем при внимательном анализе ни были найдены потом мелкие ошибки, недоговоры или даже фактические промахи...»

Впрочем, взгляды этого выдающегося военного мыслителя достойны отдельной публикации. Отметим только, что именно Свечину мы обязаны таким научно разработанным понятием, как оперативное искусство, а его «Стратегия» в 1942 году стала настольной книгой многих советских штабных работников, знавших, что этот ученый был расстрелян как враг народа. Увы, в начале 30-х большевистское руководство взяло на вооружение теорию сокрушения, отстаиваемую Тухачевским и ставшую составной частью военной доктрины РККА в предвоенный период, что и обернулось для нее тяжелыми поражениями в 1941-м – весной 1943-го.

Неудивительно, что у бывшего подпоручика – впрочем, по уровню военного мышления он таковым и остался – были натянутые отношения с подлинными профессионалами старой армии, например с упомянутым выше Морозовым, преподававшим в ленинградской Военно-политической академии и обоснованно считавшим, что стратегию и тактику необходимо изучать по опыту Первой мировой войны, но никак не Гражданской. Последняя с точки зрения военного искусства во многом представляла собой реликт XIX века, достаточно упомянуть кавалерийские сражения и фактическое отсутствие фронтов. Впрочем, коллеги Тухачевского в большинстве своем не писали даже и псевдонаучных работ, ибо не имели элементарного военного образования.

В начале же 30-х были брошены в лагеря и расстреляны подлинные профессионалы, военные теоретики и ученые, чьи опыт и знания, несомненно, помогли бы избежать трагедии 1941 года.

Вопрос о причинах репрессий, связанных с делом «Весна», интересен еще и на фоне непростой внешнеполитической обстановки, складывавшейся вокруг СССР на исходе 20-х годов. В 1927 году резко обострились советско-британские противоречия, что привело к временному разрыву дипломатических отношений между обеими странами, а на польской границе едва не вспыхнула война. Ситуацию усугубило убийство полпреда СССР Войкова в Варшаве. Одновременно с этим активизировалась диверсионная деятельность белогвардейцев на территории СССР, а фактический главком белой армии, объединенной в Русский общевоинский союз, барон Врангель совершил инспекционную поездку на Балканский полуостров, где были расположены вверенные ему части.

В 1927 году для большевистского руководства было очевидным, что в случае начала военных действий с любой из восточноевропейских стран (Польшей прежде всего) боеспособные, хорошо организованные и обученные белые войска примут участие в борьбе против СССР. Добавим к этому советско-китайский конфликт на КВЖД в 1929 году, весьма осложнивший международную обстановку на Дальнем Востоке.

В этой ситуации для Сталина и его окружения оставалось неизвестным, как поведут себя 15 тысяч вчерашних контрреволюционеров, служивших в РККА. Готовы ли были бывшие белогвардейцы, надевшие красноармейскую форму, вновь выступить против советской власти? Думается, на современном этапе невозможно дать однозначный ответ на этот вопрос.

Например, один из лучших специалистов по истории Белого движения А. Кручинин допускает, что генерал Слащев вернулся в Россию именно с целью подготовки военного переворота и создания для этого в рядах РККА законспирированной военной организации. Заметим, что преподававший на стрелково-тактических курсах усовершенствования комсостава Красной армии «Выстрел» крымский герой постоянно просил предоставить ему в командование корпус.

Отношение же к советской власти военспецов, не служивших в белой армии, оставалось непростым. Да, во время Гражданской войны по разным причинам они сражались в рядах РККА. Однако к 30-м годам, вполне вероятно, у многих военспецов исчезли иллюзии по поводу возможной трансформации интернациональной власти в национальную. Кроме того, Россию потряс страшный голод, становилось очевидным грядущее завершение НЭПа, начиналась коллективизация. Разумеется, подобные события не вызвали симпатии у большинства военспецов. И поэтому они, с точки зрения Сталина и его окружения, вполне могли рассматривать вопрос о смене политической власти в СССР. Но это только теоретически.

Таким образом, первая причина репрессий кроется в страхе большевистского руководства перед возможностью военного переворота. Отметим, что масла в огонь подливали эмигранты, не скрывавшие надежд на антиправительственный заговор внутри РККА и видевшие во главе него Тухачевского. Именно его называл покинувший в 1922 году Советскую Россию философ Ильин единственной фигурой, способной претендовать на роль российского Бонапарта. О подобных настроениях внутри белой военной эмиграции ОГПУ было прекрасно осведомлено.

Однако маловероятно, чтобы высокообразованные генералы и офицеры делали ставку на вчерашнего выскочку-подпоручика да к тому же и дилетанта в отношении серьезных стратегических вопросов. Материалы по делу «Весна» свидетельствуют о том, что Тухачевский не был вхож в дома старой военной элиты.

Круг общения Тухачевского оказался иным. Как показал арестованный в 1930 году бывший полковник Генштаба и автор интересного, хотя и не бесспорного труда по истории Гражданской войны «Как сражалась революция» Н. Какурин: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая… В Ленинграде собирались у Тухачевского. Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эстрейхер, Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт».

Названные лица не были выдающимися полководцами и теоретиками. Своей карьерой многие из них обязаны специфическим условиям Гражданской войны. Да и отношения между, скажем, Егоровым и Тухачевским – оба в 1935 году станут маршалами – были далеко не безоблачными, впрочем, военспецы также не представляли единого целого и, как показывают материалы следственных дел, неспособны были к заговорщицким действиям, хотя некоторые из них не скрывали негативного отношения к большевикам. Однако простой антипатии к коммунистам оказалось недостаточно для свержения их власти: необходимы решительность и железная воля, готовность пойти на крайний риск. Способны ли были военспецы на переворот? Думается, что нет.

В сущности наиболее активная часть офицеров и генералов старой армии, непримиримо настроенная по отношению к большевикам, в Гражданскую войну сражалась в рядах белых войск. Значительная же масса белогвардейцев, плененная красными или добровольно вернувшаяся в СССР, была потрясена поражением, испытывала моральную усталость. Ведь они воевали на протяжении пяти-шести лет, пережили страшный солдатский террор в 1917 году, крушение надежд и разгром, обернувшийся горечью отступления или хаосом эвакуации – новороссийской прежде всего. Думается, большинство военспецов, как красных, так и вчерашних белых, желали только одного – стабильности, нормальной человеческой жизни и не готовы было пойти на крайний риск, связанный с переворотом, отдавая себе отчет в неминуемой расправе в случае его провала. Заметим, что расправа грозила не только самим военным, но и их семьям, это являлось немаловажным сдерживающим фактором для тех, кто все же задумывался о свержении советской власти.

Таким образом, опасения коммунистов перед возможностью военного переворота на исходе 20-х были, на наш взгляд, в целом безосновательны, о чем неоспоримо свидетельствуют материалы следствия по делу «Весна». Военспецы порой собирались вместе для того, чтобы вспомнить былое, например отметить полковой праздник. Да, на подобных мероприятиях, вероятно, звучали песни бывшей Императорской армии, нелестные разговоры о большевистской власти, но они были сродни полудиссидентским кухонным посиделкам 70-х.

Что касается Слащева, то нам представляется хоть и вполне допустимой, но все же маловероятной его способность возглавить военный переворот. Во-первых, большевики предусмотрительно не ставили бывшего генерала на командную должность, во-вторых, фактически изолировали его от общения с командованием РККА и контактов с армией, включая бывших белогвардейцев, а в-третьих, Слащев много пил, что отнюдь не свидетельствует о его стремлении серьезно заняться подготовкой свержения советской власти. Впрочем, все это не более чем наши предположения, ибо деятельность прославленного генерала в СССР, как и его смерть, оставляет немало вопросов.

Еще одна причина репрессий, быть может, кроется в не совсем правильной оценке большевистским политическим руководством военной элиты РККА. Иными словами, отчасти коммунисты стали жертвой созданного ими же мифа о том, что именно пролетарские полководцы-самородки без всяких академий и военного образования вообще смогли разгромить силы контрреволюции.

По словам современного историка С. Минакова, уже после смерти Фрунзе Ворошилов писал, вспоминая о подготовке крымской операции 1920 года: «Мы начинаем обсуждать стратегический план нанесения решительного и последнего удара барону Врангелю. И вчерашний подпольщик, большевик Арсений с изумительной ясностью и поражающим авторитетом истинного полководца развивает в деталях предстоящие решительные операции Красной армии. Судьба Врангеля предрешена».

Но ни о каком разгроме дивизий Врангеля и речи быть не может. Барон отвел свою армию от Перекопа и благополучно эвакуировал ее и мирное население (всех желающих) за границу. И это при учете того, что в распоряжении Фрунзе было две конные армии, которые так и не смогли предотвратить отступление пехотных частей противника к крымским портам.

Наконец, необходимо сказать еще об одной причине репрессий советской власти против военспецов – психологической, лежащей уже не в сфере истории, а скорее философии.

В 1917 году произошли не просто переворот и последовавшая за ним смена общественного строя, нет – коммунисты действительно строили новый мир, пытались воплотить в жизнь мечту, волновавшую умы многих мыслителей. К 1930 году в СССР уже родилось поколение, для которого старая Россия была чужой страной, непонятной и, очевидно, враждебной.

И поэтому осколки старого мира безжалостно и без тени сострадания уничтожались не только властью, но и новым поколением, воспитанным большевиками. Последние, к слову, крайне серьезно и ответственно подошли к воспитанию молодежи, для которой история СССР не имела преемственности и писалась с чистого листа.

Заметим, что на метафизическом уровне конфликт нового и старого в Советской России нашел выражение в категориях противостояния свои – чужие. Последние подлежали уничтожению. К этим чужим относились Церковь, крестьянство, интеллигенция, купечество и офицерство. Все названные слои населения были носителями, как многим казалось, отживших традиций, мироощущения, несовместимых с новыми ценностями. Поэтому коммунисты и считали необходимым уничтожить носителей ментальных установок прошлого. Сталину удалось убедить молодое поколение во враждебности реликтов старой России к новому обществу, следовательно, во вредительстве и желании свергнуть рабоче-крестьянскую власть. Молодежь с энтузиазмом и огромной жертвенностью строила новую жизнь, и это только усиливало враждебность искренних и по-своему честных комсомольцев – строителей первых пятилеток – к осколкам дореволюционной России.

Необходимо отметить, что примеры, связанные с безжалостным уничтожением чужих, были не единичны в русской истории. Так, например, в 1169 году созданная Андреем Боголюбским коалиция русских князей захватила и разграбила Киев. Последнее было беспрецедентным шагом, ибо до этого князья стремились именно править в древней столице. Андрей стал первым правителем, в сознании которого Киев представлялся чужим городом, что допускало возможность его разгрома.

Таким же образом следует объяснять опричный террор Ивана Грозного. Царь жил, как ему казалось, на пороге завершения земной истории, когда обостряется борьба добра и зла: в 1492 году должен был наступить согласно принятому в России летоисчислению 7000 год от сотворения мира. И как Бог карает грешников на небе, так и государь – помазанник Божий – это же делает на земле: именно таким образом осмысливал свою власть Грозный. Поэтому в сознании царя замученные им люди были грешниками – чужими, уничтожить которых была его обязанность.

Наконец, противостояние Петра I с реликтами старой московской Руси представляло собой именно борьбу самодержца с чужими. Это и привело к бесчеловечному уничтожению стрельцов в 1698 году, когда царь лично рубил головы ни в чем не повинных людей, ибо никакого стрелецкого бунта на самом деле не было.

Приведенные примеры из русской истории, как и уничтожение военспецов, по сути объединены одной метафизической причиной. Во всех указанных случаях к власти приходили не просто новые люди, а деятели, утверждавшие даже не столько новую модель государственного устройства, сколько миропонимание, иное, даже в некотором смысле сакральное переживание власти.

Кроме того, военспецы в глазах новой власти являлись в некотором смысле параллельной ей интеллектуальной элитой, что для большевиков было нетерпимым. И поэтому старое не просто должно было уйти с политической сцены, нет – оно должно было быть именно уничтожено как носитель враждебных ценностей, как чужое.

Каковы же итоги репрессий, связанных в том числе и с делом «Весна», в период конца 20-х – начала 30-х годов? На современном этапе официальная цифра репрессированных включает порядка 10 тысяч человек. Иными словами, к началу 30-х Сталин уничтожил и отправил в лагеря практически всех дееспособных офицеров бывшей Императорской армии, фактически лишив командный состав РККА и военные вузы, а также академию Генштаба преемственности. Таким образом, во многом именно в репрессиях 1930–1931 годов – причины страшных поражений РККА в 1941 и 1942 годах, огромных территориальных и людских потерь и долгих четырех лет войны.