У Александра Григорьевича издано уже шесть книг, небольших, но удивительно душевных. Все произведения – о тех, с кем свела судьба: «Хорошие люди мне встречались в жизни, многое от них перенял и очень им благодарен».

Именно они спасли 24-летнего Александра, когда он получил тяжелое ранение и контузию под Сталинградом. Началось заражение правой ноги, и хирург вынес суровый приговор: «Будем ампутировать». Но тогда же, как вспоминает фронтовик, подошел к нему один из врачей, сгорбленный пожилой человек, и сказал хирургу: «Разрешите, я с юношей повожусь?». Спросил у Шиликова: «У тебя родные есть?». Отец – Григорий Алексеевич был на фронте (он погиб позднее, в сорок третьем на Курской дуге), оба брата также воевали, но дома, на малой родине, оставались мать и сестра. Сказал об этом. «Здесь ты у нас сгинешь – видишь, сколько раненых?».

Именно тот пожилой человек нашел девушку, которая помогла полуживому Шиликову добраться до Казани, где уже ждала мама – Евдокия Никитична. Оттуда – в родную Козловку. Там Александр попал в заботливые руки медсестры Насти, которая дважды в день делала ему необходимые процедуры. Вплоть до 1952 года из ноги извлекали раздробившиеся косточки.

Сталинград оставил на его теле множество отметин. Но сначала в биографии Шиликова была тяжелая работа по эвакуации из Москвы дипломатического корпуса. «Задачу поставили такую: вывезти в Куйбышев речным флотом все имущество посольств, включая транспорт». Он возглавил оперативную группу, а в подчинении было 23 грузовых судна водоизмещением до двух тысяч тонн. Тогда, в конце сентября речники завезли в столицу полмиллиона кубометров дров, потом загрузили имущество дипломатов и даже, как уточнил Александр Григорьевич, декорации Большого театра. После этого получили новую задачу: вывезти оборудование крупнейших московских заводов, в основном оборонных. Пришлось эвакуировать и людей. «Ответственность огромная, и все понимали, что промедление могло обернуться для любого из руководителей трагично. Тогда ведь не церемонились».

Летом 1942 года враг вышел к Волге. Сталинград оказался в полукольце окружения. И если бы не волжские речники, прочно связавшие защитников Сталинграда с левым берегом, доставляя им все необходимое на пароходах, теплоходах, баржах и катерах, вряд ли город выстоял. Маршал Советского Союза Василий Чуйков, бывший командующий 62-й армией, оборонявшей город, писал: «Если бы не героические усилия речников и моряков Волжской военной флотилии, 62-я армия погибла бы, не выполнив своей задачи». И есть в воспоминаниях Чуйкова такие строки: «Лучше семь раз было сходить в атаку, чем один раз побыть на переправе». И вот несколько цифр в подтверждение сказанного: только за один день у причала переправы «Овраг Банный» противник сбросил сто авиабомб, выпустил 130 мин и 120 артиллерийских снарядов.

Таких переправ в подчинении у Шиликова было 17 да еще 93 судна Волжской речной флотилии. На эту должность его назначили летом сорок второго. К Волге мчались грузовики, бесконечным потоком шли обозы, двигались длинные колонны пехотинцев и артиллерии. На другом берегу издалека виднелось темно-багровое облако. Оттуда, из города, как далекий гром, доносились тяжелые раскаты, сотрясавшие воздух и землю. «Мы возили на правый берег боеприпасы, личный состав, продовольствие, а на левый берег – раненых. На каждом санитарно-транспортном судне были врачебный персонал, набор медицинских инструментов, медикаменты и лекарства. Возглавляли плавучие госпитали опытные военврачи. При необходимости хирурги проводили операции. И все это под вой снарядов и бомб. А ответить огнем не могли – на гражданских судах не было никакой вооруженной защиты. Лишь позднее военные поставили нам зенитки», – вспоминает Александр Григорьевич. За время битвы на Волге речники перевезли более миллиона человек, потеряв за это время от мин, снарядов и авиабомб 335 судов.

Эвакогоспиталями стали обыкновенные пассажирские пароходы и теплоходы. Большие красные кресты на тентовой палубе были видны издалека и согласно всем конвенциям должны были оберегать суда от обстрелов и бомбежек, однако немецкие летчики преследовали и старались уничтожить их в первую очередь. Даже когда видели, что на палубе женщины и дети, делали один заход за другим. Позднее Герой Советского Союза Яков Павлов расскажет: «58 суток мы держали оборону в здании, но, признаться, натерпелся я страха, когда меня, раненого, переправляли через Волгу. В доме нас защищали стены, потолок, пол, а тут никакого по существу прикрытия. И ходили речники от берега к берегу под обстрелами и бомбежками, каждый по много раз. Вот это героизм!».

Одной из важных задач для речников стала доставка горючего для танков и самолетов. «Фашисты прямой наводкой били по нашим судам с нефтью. Теплоходы и пароходы взрывались, люди прыгали в воду, пытаясь найти в ней спасение, но в пламени нефти умирали в страшных муках. И плыли бесконечные трупы вниз по огненной реке, до самой Астрахани и дальше… Страшно было видеть все это и вдвойне больно, что не в силах им помочь».

Но не только авиабомбы и обстрелы донимали речников. Не слаще было наткнуться на одну из мин, которыми фашисты буквально нашпиговали Волгу. «Мина – коварное, сильное, хитрое оружие, – вспоминает фронтовик. – Немцы применяли электромагнитные и акустические мины большой взрывной силы, которые сбрасывали на судоходную часть реки с парашютом, причем в наиболее узких и сложных для судоходства участках. Оказавшись в воде, они автоматически откреплялись от парашюта и ждали своего часа. Над такой миной может пройти два, три парохода. А под четвертым, который пошел вроде по «чистому» фарватеру, рванет – и нет парохода».

Одна из таких коварных мин и подорвала баркас «Донбасс», на котором в тот момент находился Шиликов. Когда стали давать инвалидность, отказался. Повторял: «Я хочу работать». В апреле 1943-го вернулся в Куйбышев. Но на Волге поработал недолго, последовал перевод в Москву. Пришлось заниматься созданием на речном транспорте спецподразделений по восстановлению разрушенного войной водного хозяйства. Надо было очищать реки от разрушенных мостов, различной боевой техники, затопленных судов.

Одна из первых командировок – в Белоруссию. «Когда прибыли в Гомель, нам открылась ужасающая панорама: вместо города – дымящиеся развалины, остовы стен зданий, печные трубы от сгоревших деревянных домов, кругом завалы и самое страшное – многочисленные, наскоро написанные таблички, предупреждающие: «Заминировано», «Стой! Прохода нет!». И в той командировке, и в последовавших за ней других работа была выполнена. С такой же ответственностью работал Александр Григорьевич на высоких должностях в Министерстве речного флота СССР, которому отдал в общей сложности полвека.

Но не только этим гордится Александр Григорьевич: «Я, наверное, человек 150 взял на работу из разных учебных заведений, и они до сих пор меня зовут отцом. Знал семьи своих сотрудников, многим помог – мы были богатой организацией. Я давно на пенсии, но эти люди не порывают связи со мной. И не только сами, но и их дети, и даже внуки. На свадьбы зовут, поздравляют с праздниками, приглашают в гости».

Такое отношение к людям стало понятно, когда узнал биографию Шиликова. Саша был старший в многодетной семье. «Родители работали: мама – на мельнице, отец надолго уезжал на лесозаготовки. Сестры и братья на мне. Помню, мама утром меня поднимет и говорит: «Я хлеб поставила в печку». Цифр я тогда еще не знал, поэтому мама показывала: «Когда большая стрелка будет здесь, а маленькая – здесь, можешь вынимать хлеб. Вот сухари, сахар, крупа, сваришь кашу». Да еще за скотиной приходилось ухаживать: у нас и лошадь была, и корова, и куры…»

С уважением говорил не только о родителях, но и о бабушке – Екатерине Михайловне. «Она по тем временам считалась очень грамотным человеком – окончила женскую гимназию. У нее в семье был непререкаемый авторитет. Все ее звали Матушкой. В ее библиотеке были и Пушкин, и Некрасов, и Толстой – хорошая библиотека для тех лет. Она нам каждый вечер читала. Перед смертью собрала всех детей и внуков, сказала: «Будьте людьми, достойными нашей фамилии, и ничем не опорочьте ее».

И этот наказ Матушки стал для Александра Григорьевича, пожалуй, девизом всей его долгой жизни.