Неразгаданные загадки

Сегодня единственным официальным документом о жертвах блокады остаются «Сведения Комиссии Ленинградского горисполкома по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников о числе погибшего в Ленинграде населения». Согласно этому документу, датированному 1945 годом, в период блокады погибли 649 000 человек: 632 253 умерли от голода, 16 747 были убиты авиабомбами и артиллерийскими снарядами.

Анализ документов рассекреченных архивов свидетельствует о том, что данные городской комиссии о жертвах голода значительно занижены.

Цифровой материал для этого документа собирался в срочном, почти авральном порядке в канун Нюрнбергского процесса.

Казалось бы, в оценке истинной численности жертв голода ценным источником могут быть документы Городского статистического управления РСФСР (ГСУ) о заболеваемости и смертности, составленные на основе данных городского отдела здравоохранения. Документы ГСУ рассекречены и опубликованы в книге «Ленинград в осаде. Сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941–1944» (1995 год).

Анализ документов по медицинской статистике обнаруживает их поразительное несоответствие с действительностью. Имеются в виду документы, озаглавленные «Из сведений Городского статистического управления о смертности и ее причинах за второе полугодие 1941 г. по 15 районам Ленинграда (31 октября 1942 г.)» и «Объяснительная записка Городского статистического управления в ЦСУ РСФСР к отчету о смертности и рождаемости в Ленинграде за 1943 г.».

В опубликованных отчетах ГСУ за 1941 и 1942 годы о структуре заболеваемости и смертности нет никаких сведений об алиментарной дистрофии и смерти от голода. При чтении документа ГСУ, датированного октябрем 1942 года, создается впечатление, что в городе не было алиментарной дистрофии. Между тем с декабря 1941-го она стала массовым, причем единственно массовым заболеванием. Лютый голод с массовым смертельным исходом был настолько очевиден, что о нем не могли не знать руководители городского здравоохранения. Скорбный опыт лютого голодания, голодных обмороков, потери родных и близких приобрел каждый блокадник, получавший мизерную карточную норму – 125 граммов хлеба (в том числе и соавтор этой статьи, пережившая блокаду в десятилетнем возрасте).

Единственным источником сведений ГСУ было Научно-методическое бюро медико-санитарной статистики Городского отдела здравоохранения. При этом в документах Ленинградского статистического управления блокадного периода нет сведений об алиментарной дистрофии, которая была массовым заболеванием в зимний период 1941–1942 годов с массовыми летальными исходами.

Не исключено, что причиной вопиющего изъяна медико-санитарной статистики послужила неподготовленность органов здравоохранения к диагностике ранее неизвестной нозологической формы заболевания. Появление новой, стремительно прогрессирующей формы заболевания с высокой смертностью могло вызвать растерянность среди врачей и работников отделов здравоохранения. Работу по диагностике нового заболевания, ведению больных и анализу причин смерти приходилось начинать практически с нуля.

Ленинградские медики реагировали на критическую ситуацию оперативно и компетентно. К началу декабря 1941 года ведущими клиницистами того времени – профессорами М. Г. Данилевичем, М. И. Хвиливицкой и М. Д. Тушинским подготовлена справка «О терминологии и лечении алиментарных расстройств». Термином «алиментарная дистрофия» определялось не только истощение, но и весь «клинический симптомокомплекс, наблюдаемый в связи с нарушением питания». В этом документе очерчена симптоматика неизвестного ранее заболевания и определена врачебная тактика ведения больных. 7 декабря 1941 года этот документ был принят Городским отделом здравоохранения. Однако своевременная информация клиницистов о появлении новой, эпидемической формы заболевания никак не отразилась в отчетах. В документах ГСУ нет сведений об изменении структуры заболеваемости и смертности населения в период массового голода. Между тем эти сведения были абсолютно необходимы для своевременной информации верховной власти о катастрофическом положении города с целью ускорения прорыва блокады Ленинграда.

Остается чудовищной загадкой, каким образом статистическое бюро Горздравотдела и/или ГСУ могли замалчивать демографическую катастрофу в блокированном Ленинграде. Поскольку в довоенном перечне заболеваний алиментарная дистрофия не значилась, можно полагать, что в системе городского здравоохранения алиментарная дистрофия квалифицировалась только как похудание, которое легко обратимо после прекращения голода. Но тяжесть проявления дистрофии и высокий процент смертности должны были переубедить руководство Горздравотдела.

Учитывая массовость смерти от голода, приходится думать, что смертельные исходы алиментарной дистрофии учитывались по каким-то иным диагнозам и в разделе прочих причин.

Объективность НКВД и аресты «за разглашение»

Причиной столь значительного расхождения данных ГСУ и действительного положения является заведомо некорректный метод оценки смертности, применявшийся Горздравотделом. Из документа ГСУ следует, что учитывалась только та часть умерших блокадников, у которых не выявлялись симптомы каких-либо иных, теоретически летальных заболеваний. Иными словами, в номенклатуру умерших от голода включались те и только те блокадники, у которых на момент смерти алиментарное истощение было признано единственным диагнозом (так называемая чистая дистрофия). Между тем число таких случаев было ничтожно малым, и это обстоятельство было известно Горздравотделу, что следует из упомянутой выше справки. Приводим из нее цитату: «Не выявлено ни одной самостоятельной причины смерти вне связи с дистрофией». И тем не менее при наличии любых иных заболеваний у больных дистрофией именно алиментарная дистрофия и не регистрировалась, потому что она не была «чистой формой».

Как видно из документов ГСУ, причину смерти блокадников было принято определять по диагнозу того заболевания, которое по своей тяжести теоретически могло дать летальный исход (пневмония, энтероколиты различной этиологии, сердечная слабость, туберкулез и прочее). В таком случае все или почти все летальные случаи не попадали в номенклатуру «нарушения питания».

Надо сказать, что оценка причины смерти по диагнозу одного заболевания была утверждена в довоенное время. Но в период массового голода причиной массовой смерти стала алиментарная дистрофия. Поэтому использование прежней методики определения причины смерти не обосновано и более того – порочно.

Общее число смертей в 1941–1943 годах (535 924 человек), зарегистрированных ГСУ по разным причинам, сопоставимо с данными УНКВД о числе умерших только от голода (649 000 человек). Это свидетельствует о том, что в оценке причин смерти УНКВД проявило здравый смысл и объективность, чего нельзя сказать об отделе городского здравоохранения и ГСУ.

Кроме сознательного занижения смертности от дистрофии, связанного с субъективным ошибочным пониманием медицинской проблемы, могли быть объективные причины недооценки роли алиментарного истощения как основной причины смертности, связанные с отсутствием опыта. В той или иной мере все формы патологии как по своему дебюту, так и по своей тяжести зависели от алиментарной дистрофии. Более того, некоторые формы довоенной патологии обнаруживали сходство с симптомами алиментарной дистрофии (ослабление сердечной деятельности, диарея), что приводило к ошибкам в определении причины смерти. Алиментарная дистрофия и другие заболевания взаимно потенцировали тяжесть своего течения. Заведующий Горздравотделом блокадного времени Ф. И. Машанский в своих воспоминаниях (1997) сообщает: «В 1942 году все болезни ленинградцев были блокадными. Около 90 процентов населения страдали алиментарной дистрофией».

В связи с тем, что единственным источником сведений ГСУ были годичные отчеты бюро медицинской статистики Горздравотдела, надо полагать: занижение численности жертв голода происходило на уровне этого отдела. Практически вплоть до 1944 года в перечне заболеваний со смертельным исходом вообще не было номинации «алиментарная дистрофия». Соответственно не было ее и в отчетах бюро о годичной смертности, составленных для ГСУ. Вопиющее несоответствие медицинской статистики реальному положению дел и некорректность медицинской терминологии свидетельствуют о недостаточной компетенции сотрудников бюро медико-санитарной статистики и/или ГСУ, причастных к анализу и обобщению данных.

Учитывая военное положение города, можно полагать, что на том или ином уровне происходила вынужденная коррекция в соответствии с чьими-то представлениями о политической нецелесообразности информировать власть об экстремальной ситуации, сложившейся в осажденном Ленинграде.

Следует заметить, что «разглашать» сведения о высокой смертности от голода, известные каждому блокаднику, было опасно. Так, в начале 1942 года была арестована участковый врач по поводу того, что она, «имея конкретные данные о заболеваемости и смертности от голода, использовала их для антисоветской пропаганды».

При оценке возможных ошибок в определении причин смерти на уровне поликлиник необходимо учесть чрезвычайную перегрузку медицинских работников. Нельзя забывать, что все они, как и их пациенты, жестоко голодали и тоже страдали алиментарной дистрофией. Все силы уходили на спасение живых людей. На скрупулезную регистрацию мертвых и обдумывание причин смерти не оставалось никаких сил. Никто и не думал, что это когда-нибудь понадобится.

Двойная бухгалтерия медицинских чиновников

Масштаб блокадных жертв можно несколько уточнить, используя данные переписи населения и сведения Городского карточного бюро о количестве комплектов продовольственных карточек. Так вот, в общей сложности число блокадников, не погибших непосредственно в Ленинграде, приблизительно равнялось одному миллиону человек. Следовательно, имеются основания полагать, что число погибших в Ленинграде людей приближалось к 1,39 миллиона человек, что составляет 56 процентов от населения города к началу голода.

В это число жертв голода не входят блокадники, погибшие от дистрофии после эвакуации в критический период почти полного голода. Их численность до сих пор остается неизвестной. Число блокадников, погибших по дороге в тыл и в тылу, можно было бы восстановить по данным архивов УНКВД, так как в условиях военного времени отделения милиции и загсы регистрировали всех людей, прибывавших на новое место.

Имеются основания считать жертвами блокады тех ленинградцев, которые испытали почти полное голодание (декабрь 1941 – март 1942 года) и смогли выжить. Все они за редким исключением перенесли психоэмоциональный стресс, алиментарную дистрофию, переохлаждение организма. Многие из них находились в состоянии минимальной жизни, испытали потрясение основ жизнедеятельности организма, навсегда утратив здоровье. Наши современники, пережившие критический период блокады, 66 лет спустя продолжают страдать хронической блокадной патологией с частыми обострениями.

Официальная медицинская статистика жертв голода совершила непростительную ошибку. Такие ошибки нельзя замалчивать: слишком велика их цена.

Ретроградный анализ причин занижения смертности от голода чрезвычайно затруднен в связи с отсутствием необходимых и достаточных материалов. Из справки Горздравотдела заместителю председателя СНК СССР А. Н. Косыгину и председателю горисполкома П. С. Попкову, датированной 31 марта 1942 года, следует, что орган городского здравоохранения обладал достаточно полной и объективной информацией о катастрофическом положении. В справке сообщалось, что в декабре 1941-го произошло резкое повышение заболеваемости и смертности от алиментарной дистрофии. По данным Горздравотдела, число погибших от истощения в I квартале 1942 года составило 70 процентов от общего числа умерших. Эта справка свидетельствует о том, что в ведомстве Горздравотдела велась двойная бухгалтерия. Если допустить, что власть получила такие сведения только к концу периода массового почти полного голодания, то невозможно понять, почему в отчетах ГСУ, которые носили гриф секретности, по-прежнему использовались заведомо ложные данные.

Надо полагать, что отчеты ГСУ подавались в центральный орган статистики оперативно и служили единственным источником сведений правительства и Верховного главнокомандования о положении в Ленинграде. Кто знает, сколько жертв можно было бы избежать, если бы сведения о катастрофическом положении ленинградцев стали своевременно известны верховной власти! Разумеется, история не знает сослагательного наклонения, но такая информации могла бы изменить стратегию боевых действий на Ленинградском фронте. Во всяком случае такое положение не позволяет возлагать на Верховное главнокомандование всю полноту вины за огромные жертвы Ленинградской блокады.

Судя по документам, Наркомат здравоохранения, а следовательно, и правительство СССР и Верховное главнокомандование, вплоть до завершения периода почти полного голодания официально не были уведомлены о массовой алиментарной дистрофии в блокированном Ленинграде. Как видно из документа Отдела демографии ЦСУ Госплана СССР от 16 мая 1942 года, сведения о смерти от истощения помещались в раздел «Прочие причины смерти». Следует отметить, что в этом документе, направленном в Наркомат здравоохранения СССР, выражается сомнение в правильности такой регистрации причин смерти.

Неучтенный опыт

Алиментарная дистрофия была включена в официальную номенклатуру причин смерти лишь в конце летнего периода 1942 года по инициативе Молотовского (Пермского), а не Ленинградского, статистического управления. Молотовская инициатива, по-видимому, была связана с оценкой состояния эвакуированных ленинградских блокадников, больных алиментарной дистрофией. И только 20 июля 1942-го ЦСУ предложило всем республиканским статистическим управлениям при разработке актов о смерти и при составлении месячных сводок, квартальных и годовых отчетов «выделить авитаминозы и дистрофию (шифр 83-А)» как самостоятельную причину смерти. Формулировка свидетельствует о недопонимании.

Очевидно, Наркомат здравоохранения СССР вплоть до осени 1943 года не имел достаточно четкого представления об алиментарной дистрофии как заболевании, нуждающемся в лечении. Народный комиссар здравоохранения Г. А. Митерев посетил Ленинград в октябре 1943-го и признался, что не считал алиментарное истощение заболеванием. Лишь побывав в блокадном городе, он убедился, что «нельзя на дистрофика смотреть как на человека, которому требуется только питание, и все. Дистрофика надо не только кормить, но и лечить». Удивление наркома здравоохранения свидетельствовало о том, что сущность и трагизм алиментарной дистрофии не понимались на самом высоком уровне здравоохранения.

Изучение медицинских проблем блокады и разработка стратегии патогенетической терапии блокадной патологии успешно проводились уже в период блокады, несмотря на трудности научной работы в экстремальной ситуации тяжелого психоэмоционального прессинга, голода, переохлаждения при отсутствии элементарных бытовых удобств.

Ленинградскими учеными и клиницистами были получены уникальные данные, которые можно расценивать как открытия в биологии и медицине.

Из справки председателя Ленинградской комиссии по изучению медико-санитарных последствий войны, члена-корреспондента АМН СССР Р. А. Бабаянца, датированной 1947 годом, следует, что ленинградские медицинские и научно-исследовательские институты медицинского профиля в первые послевоенные годы были заняты изучением проблем блокадной медицины и разработкой мероприятий по ликвидации медико-санитарных последствий войны и блокады. В работе комиссии, координировавшей научно-практическую деятельность этих учреждений, участвовали 149 ведущих ученых-медиков. Среди них были действительные члены АМН СССР, профессора, пережившие блокаду, помогая выжить ленинградцам: В. Г. Гаршин, Г. Ф. Ланг, М. Д. Тушинский, З. Г. Френкель, Л. Б. Воловик, В. И. Иоффе, С. М. Рысс, А. Ф. Тур и многие другие выдающиеся деятели медицины. В плане работы комиссии было 120 тем.

Вымышленное «ленинградское дело» (1948) практически сняло с обсуждения проблему блокадной медицины. С 1949 по 2002 год появилось лишь несколько публикаций в издании «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941–1945» в главе с нейтральным названием «Нарушения общего питания». Между тем блокадная патология – комплексное заболевание, обусловленное психоэмоциональным стрессом, почти полным голоданием и переохлаждением организма.

Изучение опыта блокадной медицины и медицинская реабилитация ленинградских блокадников запоздали на шесть десятилетий, причинив явный ущерб здоровью чудом выживших людей.