Лидия Ивченко. «Кутузов». М., «Молодая гвардия», 2012, 494 стр. («Жизнь замечательных людей»).

Победитель в Отечественной войне 1812 года в канун ее 200-летнего юбилея удостоился новой биографии в серии ЖЗЛ. Автор труда – известный специалист по истории Наполеоновских войн Лидия Ивченко поставила своей целью показать жизнь Кутузова так, как мог бы ее изобразить сам Михаил Илларионович, который, как известно, до написания мемуаров не дожил.

Ряд неясностей

В книге равномерно прослежен весь жизненный путь фельдмаршала. С одной стороны, это хорошо, поскольку читатель узнает о многих событиях из жизни князя Смоленского, которые традиционно оставались в тени «грозы двенадцатого года». Но с другой – в историю Кутузов вошел как победитель Великой армии императора Франции и этой кампании стоило бы уделить в исследовании больше места. Ведь если бы Михаил Илларионович, допустим, умер не в 1813-м, а в 1811 году, мы бы вряд ли вспоминали о нем больше, чем вспоминаем сегодня, например, о фельдмаршале графе М. Ф. Каменском, убитом собственными крепостными за несколько лет до наполеоновского нашествия. Лидия Ивченко о первой Отечественной войне, на мой взгляд, рассказала слишком сжато, и это приводит к ряду неясностей.

Автор указывает, что мы не знаем ни год, ни место рождения полководца. Он появился на свет то ли в Петербурге, то ли где-то в Псковской губернии и то ли в 1745-м, то ли в 1747 году. Ивченко, основываясь на том, что в 1845-м отмечали столетний юбилей Кутузова, склоняется к первой дате, уверяя, что дочери и вдова фельдмаршала знали подлинную дату рождения (что совсем не обязательно). Вторая высчитывается по формулярным спискам. Тогда службу из карьерных соображений стремились начать как можно раньше и отцу Михаила Илларионовича не было смысла лишних два года держать сына дома.

Отметим, что родословная военачальника возводит его к легендарному предку Гавриилу, пришедшему в XIII веке к Александру Невскому «из Прус», что предполагает прусское происхождение семейства Кутузовых. Однако те пращуры фельдмаршала, которые достоверно существовали, носили тюркское прозвище Кутуз, означающее бешеный, вспыльчивый, и тюркские имена – Булыга, Бурдук и другие. Это скорее указывает на то, что Кутузовы – потомки выходцев из Золотой Орды.

Войны и сражения

В книге хорошо показан быт той эпохи, личная жизнь Кутузова. Много внимания уделено деятельности полководца во главе Дунайской армии, когда ему удалось, применяя «стратегию измора», одержать победу над турками и заключить Бухарестский мир перед самым вторжением Наполеона в Россию. В главе о взятии Измаила признается, что действительная численность гарнизона была 10–15 тысяч, а не 35 тысяч, как говорилось в рапорте о взятии крепости, и потому русские имели двукратный численный перевес. Однако потери сторон в результате штурма не приводятся.

Между тем как раз урон при Измаиле породил немало легенд, в том числе суворовскую сентенцию об убитых турках: «Пиши в рапорте поболе, чего их, бусурманов, жалеть». При этом хорошо показаны мужество Михаила Илларионовича и его решающая роль в овладении турецкой крепостью. В связи с обвинениями в адрес Кутузова, П. С. Потемкина и де Рибаса, что до приезда Суворова они не ладили между собой и это не позволяло захватить Измаил, Ивченко замечает, что не следует предъявлять «к отдельно взятому лицу претензий, не обусловленных историческим контекстом времени». В том смысле, что все высокопоставленные военные того времени были не без греха и нечего пенять на одного Кутузова.

По поводу Аустерлица в книге говорится, что «подобно эрцгерцогу Карлу Кутузов не рассчитывал на успех при встрече с Наполеоном». Поэтому он предлагал отступить в Галицию, где соединиться с пруссаками и войсками Л. Л. Бенигсена и лишь тогда дать сражение ослабевшему Бонапарту. Но российский и австрийский императоры настояли на сражении. К сожалению, подробного изложения и анализа хода Аустерлицкой, равно как и других битв, в книге нет. Нет и ни одной карты-схемы с расположением войск и ходом боевых действий.

А ведь бои и битвы – это главное, что осталось после Кутузова. Ивченко приводит слова Михаила Илларионовича, сказанные князю Волконскому и объясняющие, почему он подписал диспозицию Аустерлицкого сражения, составленную австрийским генералом Вейротером: «Ты знаешь, что я баталии не хочу давать, потому что она не может быть нам выгодна, но они сего требуют, так я подписываю». Если это было действительно так, данный эпизод не красит военачальника. Если он нисколько не сомневался в том, что битва будет проиграна, ему надлежало убедить обоих монархов, что надо продолжать отступление, пригрозив в случае необходимости собственной отставкой. В конце концов русский и австрийский императоры себя полководцами не считали и, разумеется, совсем не хотели проигрыша генерального сражения, а потому к рекомендации главнокомандующего, выраженной в самой резкой форме, вероятно, прислушались бы. Но Кутузов не рискнул использовать крайние средства, чтобы переубедить царя. Недаром впоследствии Александр I упрекал фельдмаршала, что тот недостаточно настойчиво отговаривал его не затевать баталию под Аустерлицем.

Война 1812 года и особенно Бородинская битва изложены в книге уж очень конспективно. Раздел про Бородино вообще кажется невнятным и плохо отредактированным. А ведь Лидия Ивченко – автор кандидатской диссертации «Бородинское сражение: историография, источники, проблемы исторической реконструкции». Ей, казалось бы, и карты в руки. Как, например, понимать эту загадочную фразу, касающуюся «адского дела при Шевардине»: «Армия Багратиона упорно сдерживала натиск неприятеля, по-видимому, из-за того, что была атакована во время перемены фронта: из-за явных недостатков позиции левое крыло по приказу Кутузова сдвинулось на юго-восток от деревни Шевардино к деревне Семеновское». Хорошо известно, что для обороняющихся подвергнуться атаке во время перегруппировки – одно из самых невыгодных положений. Абсолютно неясно, какое отношение это имеет в данном случае к упорному сопротивлению.

Ивченко повторяет мысль группы американских историков, что после 1806 года качество французской армии упало из-за гибели ветеранов, которых заменили неопытные новобранцы, и Наполеон уже не одерживал прежних громких побед. Но в войнах конца XVIII века французы несли не меньшие потери, чем в кампаниях 1805–1807 годов, что, однако, не подрывало боеспособности их войск. Дело было скорее в усилении сопротивления противников Франции, которые реформировали свои армии и переняли многие элементы французской тактики.

Автор книги признает, что в Бородинском сражении русские имели численный перевес, но потеряли больше, чем неприятель. Уточним, что 155 тысяч русских солдат и ополченцев противостояли 135 тысячам французов и их союзников. Урон Наполеона составил 28 тысяч человек, Кутузова – 45,6 тысячи (Ивченко считает русские потери 45–50 тысяч, а французские – 35 тысяч).

По поводу действий фельд-маршала в ходе сражения существуют разные мнения. Тактически Наполеон переиграл Кутузова, везде при своих атаках создавая превосходство в людях и в артиллерии. Кое-кто из исследователей доказывает, что если бы не М. Б. Барклай-де-Толли, по своей инициативе пославший подкрепления П. И. Багратиону, русским пришлось бы еще хуже, тогда как Кутузов держался пассивно. Ни подтверждения, ни опровержения этой версии в книге нет. Но Ивченко права в том, что проиграв при Бородине тактически, Кутузов выиграл стратегически. Французам труднее было восполнить потери, чем русским, а вступив в Москву, неприятель угодил в подлинный капкан.

Московский пожар как плата за победу

Поразительно, но автор практически ничего не говорит о сожжении Первопрестольной. Есть только глухой намек на то, что главноначальствующий в Москве граф Ф. В. Ростопчин собирался превратить город в пепел в случае, если его придется оставить французам, и поэтому Кутузов до последнего не хотел сообщать ему о предстоящем уходе из «сердца России». А потом упоминается, что Наполеон покинул «пепел Москвы». А вот кто именно, как и почему превратил стольный град в пепелище, неясно.

Между тем в книге неоднократно повторяется, что Кутузов хотел заманить Наполеона в Москву, как в ловушку. Но такая стратегия имела смысл только в том случае, если заранее предполагалось, что город и все сосредоточенные в нем запасы погибнут в огне пожара, поставив Великую армию Наполеона на грань голодной смерти. Иначе это была бы не ловушка, а вполне приличные зимние квартиры для войск повелителя Европы.

Версия, которую выдвинул Лев Толстой: мол, Белокаменную подпалили французские мародеры, не выдерживает критики. До Москвы армия Наполеона не раз занимала европейские столицы, но ни Вена, ни Берлин, ни Мадрид в результате не сгорели. Так что, надо думать, солдаты императора Франции к московскому пожару никакого отношения не имели. Впрочем, французское командование поначалу действительно подозревало, что он вспыхнул по вине своих мародеров, пока не были пойманы несколько русских поджигателей и не выяснилось, что средств пожаротушения в Москве нет.

Как отмечает российский историк Н. А. Троицкий, организацией поджогов в городе занимались Ростопчин и Кутузов, причем они позаботились вывезти из столицы все средства борьбы с огнем, предпочтя оставить в Москве 156 пушек и 22,5 тысячи раненых, которые почти все погибли в пожаре, уничтожившем три четверти московских зданий. Правда, уцелевших домов хватало для расквартирования французских войск, благо, город не покинули лишь шесть тысяч жителей из 275, но у Великой армии не было достаточно продовольствия и фуража для зимовки во второй в ту пору российской столице.

Намерение Ростопчина спалить Москву Кутузов знал и одобрял, поскольку без этого пожара вся его стратегия теряла смысл. Михаил Илларионович говорил французскому посланнику генералу Лористону, что русские жгли город, «проникнутые любовью к родине и готовые ради нее на самопожертвование». Но Первопрестольную предали огню все-таки не горожане, а высшие начальники, сделав то, на что не решились европейские монархи. В России меньше уважали частную собственность и считали, что подданные русского императора должны быть счастливы отдать имущество и жизнь за победу над супостатом. Пожар Москвы был необходимой платой за победу в Отечественной войне 1812 года.