ДОСТОЕВСКИЙ - ЛИБЕРАЛ ИЛИ КОНСЕРВАТОР?
В октябре этого года мы отмечали 185 лет со дня рождения Федора Михайловича Достоевского - мыслителя и писателя, одного из самых великих людей планеты Земля, но прежде всего сына нашего Отечества. Именно Достоевский, по глубокому замечанию Н.А.
Бердяева, "и есть та величайшая ценность, которой оправдает русский народ свое бытие в мире...".
{{direct_hor}}
Достоевский дальше всех проник в глубины человеческого духа, поставил проблемы, которые и ныне имеют судьбоносное значение не только для России, но и для всего человечества. Причем сама постановка этих вечных проблем была настолько глубокой и оригинальной, что исключала возможность их однозначного и окончательного решения, в этом, наверное, и заключается причина неувядающей значимости, актуальности проблем, являющихся, по сути, онтологическими вопросами, вопрошаниями бытия человека. Такие вопросы Бердяев называл "последними", заключающими в себе глубинную тайну, существующую до тех пор, пока жив человек, составляющую стимул и движитель этой жизни. Достоевский угадывал жизнетворящую роль, цену и смысл постановки таких проблем; он унес с собой в вечность великую тайну, и вот сейчас мы без него эту тайну пытаемся разгадать. И пока мы ее разгадываем, оправдываем свое существование перед Богом, перед людьми.
Ф.М. Достоевский.
Репродукция из книги ''Русская литература ХIХ века''
К числу вечных тайн социально-политического бытия человека - и Достоевского! - принадлежит и, казалось бы, "частный" вопрос: а кем был сам Достоевский - либералом или консерватором, какое отношение его творчество имеет к фундаментальным нынешним социально-политическим категориям и феноменам? Проблема эта, оказывается, совсем не "частная", довольно весома, особенно, в контексте современных общемировых и российских реалий, поисков Россией путей к выходу из кризиса и возрождению своего величия.
Мы, разумеется, намерены коснуться лишь некоторых, на наш взгляд, наиболее интересных и важных аспектов проблемы. Вначале о свободе. Проблема свободы присутствует практически во всех рассуждениях и построениях Достоевского, художественных и публицистических, зачастую не непосредственно, а как бы "просвечиваясь" сквозь постановку других вопросов. А, скажем, в "Записках из подполья" проблема свободы воли является единственной и центральной.
Прав был Бердяев, когда писал: "Тема о человеке и его судьбе для Достоевского есть прежде всего - тема о свободе... Свобода стоит в самом центре миросозерцания Достоевского. И сокровенный пафос его есть пафос свободы... Он был "жесток", потому что не хотел снять с человека бремени свободы, не хотел избавить человека от страданий ценою лишения его свободы, возлагал на человека огромную ответственность, соответствующую достоинству свободных... У Достоевского есть поистине гениальные мысли о свободе, и нужно их вскрыть... в ней (свободе), нужно искать и оправдания человека, и оправдания Бога. Весь мировой процесс есть задание темы о свободе, есть трагедия, связанная с выполнением этой темы". В этих словах раскрывается суть воззрений Достоевского на свободу: это есть центральный феномен бытия человека, главная миросозерцательная категория. Этот феномен не может быть решен догматически, плоскими и однозначными формулами, он и означает "задание" человека в мире, трагическую загадку его существования. Феномен свободы не может быть раскрыт окончательно и определенно - это означало бы конец человека. Но стремление к его раскрытию и составляет сущность человеческой жизни и сущность философии, и мы должны лелеять великих мыслителей, прикасающихся к этой вечной тайне, прилагать все усилия к тому, чтобы если не понять, то хотя бы прочувствовать смысл и содержание их мучительных поисков.
Бердяев с грустью констатирует: "Удивительно, что до сих пор это не было достаточно сказано о Достоевском. Приводят многие места "Дневника писателя", в которых он будто бы был врагом свободы общественно-политической, консерватором и даже реакционером, и эти совершенно внешние подходы мешают увидеть свободу как сердцевину всего творчества Достоевского, как ключ к пониманию его миросозерцания". К этому выводу можно добавить разве только то, что к затронутой проблеме отношение и ныне не изменилось в лучшую сторону.
В пользу вывода о том, что Достоевский был "философом свободы", можно привести массу его же высказываний. Возьмем хотя бы его мысли о свободе средств массовой информации - и это в середине XIX в. (!): "Полная свобода прессы необходима...". Или его рассуждения о гласности: "Мы только хотели поговорить о благодетельной гласности. О, не верьте, не верьте, почтенные иноземцы, что мы боимся благодетельной гласности, только что завели - и испугались ее, и прячемся от нее... Нет, мы любим гласность и ласкаем ее, как новорожденное дитя. Мы любим этого маленького бесенка, у которого только что прорезались его маленькие, крепкие и здоровые зубенки. Он иногда невпопад кусает; он еще не умеет кусать. Часто, очень часто не знает, кого кусать... Нет, мы не боимся гласности, мы не смущаемся ею. Это все от здоровья, это все молодые соки, молодая неопытная сила, которая бьет здоровым ключом и рвется наружу!".
Как прекрасно, верно и хорошо сказано, а главное, прозорливо и провидчески, весьма актуально звучит и в наше время! Как будто написаны эти слова не полтораста лет назад, а только вчера, в период горбачевской "гласности". Вот только прочитать эти слова внимательно и вдумчиво, прочувствовать их, проникнуться ими не дано было, к сожалению, ни тогда, в восьмидесятые, ни, похоже, и ныне, в начале уже ХХI в. Напомним же нашим либералам и консерваторам эти слова хотя бы в эти знаменательные для Достоевского и для нас дни.
Конечно, мы не можем касаться здесь глубинных, метафизических аспектов свободы как одной из сложнейших и противоречивейших философских проблем, а они присутствуют в творчестве Достоевского в качестве, безусловно, вершины мировой философии. Это дело будущего и специального, необходимого рассмотрения, без которого человечество не сможет двинуться дальше и вперед. Мы же решаем здесь свою узкую и особую задачу.
Публицистика Достоевского содержит определенный ряд прямых свидетельств его отношения непосредственно к концепциям либерализма и консерватизма; но интересно, что и эти, "прямые", указания включают в себя изрядную долю загадок и неопределенностей, вообще свойственных сложным и глубинным его исканиям истины, бесконечно далеким от канонов, скажем, классического западноевропейского рационализма, закладывающим парадигму совершенно новой философии, философии будущего человечества, хотя и имеющей четкую национальную "почву". Судя по признанию свободы важнейшей общечеловеческой ценностью и идеалом, Достоевский, несомненно, либерал и вольнодумец. Но вот лишь несколько его оценочных суждений о либерализме: "Либерализм отвлеченный и стал аристократизмом, стал недемократичен и чем дальше, тем больше разрывает с народом... Либеральное наше европейничанье. Разрыв с народом. Презрение к народу (это демократов-то)... Наш либерализм даже ретрограден... другое дело славянофильство: какие суровые требования! Как он ненавистен рутине, норовящей наделать великих дел шутя или нашаромыжку... Либерал уже должен то рассудить, что у него всегда крепкая опора сзади. Подумать, каково незнание действительности; у нас славянофилов считали ретроградами. У них строгие требования. В сущности, наши западники суть отрицатели Запада, а передовые из них - и упразднители общества. (Это черт знает что такое). Ну и пусть бы. Если отрицают - значит перестали быть западниками. То-то и есть, что нет. Все западничество сохранилось в их требовании, чтоб они упразднили все свое и себя, совершенно, по тем же шаблонам, как и на Западе, и копировали Запад рабски".
Анализируя приведенные рассуждения, надо отметить следующее. Прежде всего, мысли Достоевского чрезвычайно актуальны для нас и своевременны (особенно, если учесть обилие сегодняшних пустых споров наших сегодняшних "либералов", "демократов", "почвенников", "самобытников", "западников", "патриотов" и т.п., заплутавших не только в дебрях методологии и философской метафизики, но и запутавшихся в терминологии, понятиях, партийно-политической неразберихе, что для многих очень удобно в деле ловли рыбки в мутной водичке), и над ними совсем не лишне было бы посерьезнее подумать, в частности, некоторым лидерам наших "правых" и "либеральных" партий.
Далее, либерализм далеко не всегда является проводником свободы так же, как и консерватизм - спутником реакции и застоя. Вообще, между феноменами "либерализм", "демократия", "консерватизм", "славянофильство", "западничество", "патриотизм", "космополитизм" и др. нет не только четких разграничительных линий, но и строго очерченных сфер отличительного или общего. Переходы и смешения здесь поразительные. Критерием же нахождения истинной путеводной нити в этом хаосе хитросплетений могут быть не какие-либо формально-догматические, умозрительные моменты, но, по Достоевскому, народные (общечеловеческие) идеалы и ценности, вера, духовность, нравственность, справедливость, ответственность, философия "всеединства". Так Достоевский приходит к "почвенничеству", "русской идее".
Так как же мы должны ответить на поставленный в заглавии статьи вопрос? Кем является Достоевский: либералом, консерватором, славянофилом, западником? Ведь в союзники свои его рады были бы зачислить сегодня многие лидеры самых различных партий и движений. Вроде бы, духовно он ближе всего к либерализму; а со стороны "сердца" неоднократно признавался в симпатиях и любви к вождям и идеям славянофильства. Чей из сегодняшних главных действующих лиц политической сцены и "героев" СМИ он, в конце концов, ближайший союзник?
Насчет последнего вопроса смело можно ответить: ничей. Слишком мало и плохо мы знаем и понимаем сегодня действительность, свой народ, слишком мало прислушиваемся к своим великим предшественникам, мало делаем для возрождения и величия России, и русского народа, чтобы Достоевский из вечности кому-нибудь из нас протянул свою союзническую руку. А насчет формальной принадлежности к одному из "измов" хотелось бы заметить: Достоевский не укладывается целиком ни на одной узкой "лавочке" из современного спектра социально-политических "подразделений", партий, движений, лагерей, концепций. Он - Достоевский; он - "сам по себе"; он выше почти всего, что есть на этом свете.
А закончить это краткое обращение к памяти нашего великого мыслителя, освещающего и ныне тернистый путь не только для России, но и для Европы, для всего мира, хотелось бы словами его последователя и ученика, уже здесь упоминавшегося, Бердяева: "Когда Достоевский стал во весь свой рост и говорил свое творческое новое слово, он уже был вне всех влияний и заимствований, он - единственное, небывалое в мире творческое явление".
|
