В феврале 1957 года я окончил с отличием МВТУ имени Н. Э. Баумана по специальности «Инженер по проектированию артиллерийских систем полевой артиллерии». Дипломный проект выполнял в Центральном научно-исследовательском институте № 58 (бывшем Центральном артиллерийском конструкторском бюро), который возглавлял мой отец. Туда же меня и направили по распределению в 11-й отдел (начальник И. Г. Скрипица) СКБ-4 (его возглавлял Б. А. Пестов).

ЦНИИ-58 и нескольким другим конструкторским организациям тогда поручили разработать противотанковые управляемые снаряды (ракеты). Новой темой, названной «Дельфин», мне довелось заниматься вместе со своими однокашниками по МВТУ – А. Л. Магдесьяном, Л. С. Плевако и другими молодыми инженерами.

Наш ПТУРС должен был запускаться из специального танка – истребителя танков противника. Предстояло создать систему радиотелеуправления и сам снаряд с кумулятивной боевой частью, способной пробивать броню толщиной 500 мм под углом в 30° от нормали, спроектировать планер и твердотопливный реактивный двигатель, обеспечивающие полет ПТУРСа на дальность до трех километров.

Масса снаряда и его габариты были жестко ограничены (диаметр корпуса, например, не мог превышать 180 мм). Задание оказалось чрезвычайно сложным, однако сроки исполнения давались крайне сжатые. Уже через два с половиной года мы обязывались представить для войсковых испытаний 50 снарядов. Для выполнения всех работ нам выделялось пять миллионов рублей. Кроме того, мы получили разрешение на использование в конструкции ПТУРСа практически любых материалов вплоть до титановых и магниевых сплавов.

Тема «Дельфин» была очень интересной и перспективной. В предварительной компоновке истребителя танков решили весь боекомплект размещать в вертикальном положении в башне. Из прорези в ее крыше при нажатии кнопки «пуск» выходил рычаг с направляющими пусковой установки, обращенными в сторону цели, обеспечивая определенный угол возвышения, необходимый для устранения проседания снаряда за время разгона до маршевой скорости. Когда ПТУРС заканчивал разгон, он находился несколько выше линии визирования объекта поражения наводчиком-оператором. Он, увидев снаряд в поле зрения оптического прицела, начинал с помощью рукоятки наведения выводить ПТУРС на линию визирования. Если этого не сделать, то при малых дальностях до цели снаряд просто перелетел бы через цель, высота которой не превышала трех метров.

При компоновке снаряда пришлось опираться на ту элементную базу, которая существовала в то время. А это означало, что размеры и масса приборов, элементов радиоаппаратуры, релейных элементов и других составных частей бортовой аппаратуры управления будут большими. Мы не укладывались в заданный вес. Большая дальность стрельбы по ТТЗ (3 км) и малая скорость ПТУРСа (порядка 100–120 м/с), определяемая особенностью ручной системы наведения, требовали большого времени полета (порядка 30 секунд). Это приводило к значительному увеличению габаритов и массы энергоисточников бортовой системы управления. Мы выбрали электропневматическую систему управления. Много довелось помучиться с размещением баллона для сжатого воздуха. В конце концов его пришлось установить вокруг свободного гироскопа канала крена.

Много хлопот было с реактивным двигателем. Ведь у ПТУРСа нельзя отделять стартовый двигатель, который при этом может упасть на головы своих солдат. После долгих поисков рационального конструктивного решения остановились на РДТТ (ракетный двигатель твердого топлива) двухкамерной схемы. Масса корпуса нашего двигателя также оказалась довольно далека от минимальной. Трудно было сделать малогабаритный радиоприемник и усилители бортовой системы управления, так как в то время промышленность нашей страны еще не могла нам дать надежно работающих, легких и компактных полупроводниковых приборов. В итоге мы не уложились в жесткие рамки ТТЗ. Но ведь проводилась научно-исследовательская, опытно-конструкторская работа. Никто не представлял, во что реально выльется тот или иной заказанный военными вариант ПТУРСа. Вдобавок нам не разрешали увеличивать размах крыльев, так как снаряды в заданном количестве должны были размещаться в истребителе танков. А утяжеление снаряда вынудило сделать консоли крыльев складывающимися. Это тоже не снизило вес ПТУРСа.

Очень многое приходилось делать впервые. Часто случались разные неувязки. Сложности возникли с компоновкой телеметрического варианта. В боевой версии нигде не оставалось пустого места, а тут еще требовалось установить дополнительные датчики ускорений, углов поворота рулей и многое другое, не говоря о том, что ракету надо было оснастить многоканальной радиотелеметрической головкой со своей специальной антенной.

И все же ракета в телеметрическом варианте была готова к испытаниям к назначенному сроку – к декабрю 1958 года. Однако нас ожидала крупная неприятность.

На Гороховецком испытательном полигоне, куда приехало высокое военное начальство, первым успешно продемонстрировало свое изделие ОКБ А. Э. Нудельмана, подготовившее к пускам баллистический вариант ракеты.

Данная организация не являлась прямым конкурентом ЦНИИ-58, так как она разработала ПТУРС с меньшей дальностью стрельбы и не с радиоуправляемой, а проводной системой теленаведения. Но члены комиссии в такие тонкости не вдавались…

Когда они подошли к нашей пусковой установке, ведущий инженер четко доложил, что сейчас ПТУРС, сойдя с направляющих, по радиокомандам пойдет в сторону щита размером 10х10 метров, находящегося на расстоянии три километра. Все с интересом стали ждать. Но то ли кто-то, заволновавшись, слегка дрогнул, то ли просто поторопился, и цикл автоматического запуска нарушился. Снаряд остался на пусковой установке. И разочарованные военачальники проследовали к другим объектам. После этого наши ребята все проверили и аккуратно выполнили запуск. Снаряд стартовал и угодил точно в щит. Да что толку: комиссия-то была уже далеко!

Надо сказать, что все проектные работы с ПТУРСами мы проводили по своей рациональной технологии. Поэтому когда на полигоне испытывали телеметрический вариант, в сборочный цех уже поступали детали для сборки 50 ПТУРСов в боевом варианте. К этому моменту закончило разработку кумулятивной боевой части НИБ-10 нашего института. Она весила 7 килограммов. А масса такой же по бронепробиваемости БЧ, представленной специальным «боеприпасным» НИИ, достигала 10 килограммов. Хотя нам был дорог каждый грамм! Вот тут-то я и подумал, что не зря в ЦНИИ-58 есть «полный комплект» СКБ и НИБ, позволяющий получать проектную информацию по всем узлам и агрегатам проектируемых систем.

Стендовые испытания боевой части НИБ-10 состоялись на полигоне в Красноармейске (недалеко от города Софрина). Это было внушительное зрелище. На подставке, сваренной из стального проката, на высоте чуть ниже человеческого роста лежала бронеплита толщиной в полметра. Казалось, не только наша БЧ – алюминиевый цилиндр диаметром примерно 160 и высотой около 300 миллиметров – не пробьет такую махину, но и боевая часть размером с ведро не сможет сделать этого!

Испытания проводились в конце осени 1958 года. Подставка с плитой стояла на уже выпавшем первом снегу. Инженер-испытатель установил на броню первый экземпляр боевой части, подсоединил к электрозапалу провода от подрывной машинки, и все спрятались в укрытии. Едва прозвучал взрыв, вернулись к плите: снег под ней был весь черный, а она непоколебимо покоилась на своем месте. Как будто бы ничего не изменилось. Но руководитель испытаний удовлетворенно сказал: «Пробила!». И указав на небольшое коническое возвышение на том месте, где раньше находилась БЧ, пояснил: «Если появилась такая шляпка, значит, кумулятивная струя сформировалась правильно и прошила броню».

…К сожалению, усилия ЦНИИ-58 и опытного завода, творчески, с полной отдачей трудившихся над первым отечественным радиоуправляемым ПТУРСом, не привели тогда к реальным результатам. Рядом с нами активно развивалось ОКБ С. П. Королева. Его ракетные и космические успехи были налицо и весьма тешили честолюбие Н. С. Хрущева. В 1959 году решением Президиума ЦК КПСС и Совета министров СССР ЦНИИ-58 расформировали и все его «недвижимое имущество» передали в ведение сотрудников Сергея Павловича.